Вернули через 2 года ребенка
Еще недавно мне казалось это чем-то невероятным: помню, как горячо возмущалась, слушая историю мальчика, которого «посылкой» заграничная мать выслала в Россию в детдом. Осуждала, когда приходила в опеку — и видела горы папок возврата детей в госучреждение. Но больше всего убивало, что их возвращали не через год или два года, а спустя 10-13 лет… Да ведь к домашнему питомцу привыкаешь, а тут человек. Помню, даже хотела написать разгромный материал на эту тему: что за люди отдают малышей обратно. И вот пишу. Пишу о том, как сама вернула дочь в детский дом.
Задохнуться от счастья
11 лет у нас мужем не было детей: больницы, врачи, бабки — к кому я только не ходила, на какие целебные воды не ездила, кому не молилась. Не давал Бог детей. Подруга, детский реабилитолог, отговаривала от ЭКО, говорила, что не хотела бы еще и с нашим «пробирочным» возиться. Здоровых их рождается не очень много. И мы решились взять девочку — маленького светлого ангела Анечку из дома ребенка. Деточке было год и восемь. Тихая, спокойная: куда поставишь, там и стоит, что дашь, то и ест. Этот нежный цветочек все время жался к моей ноге или папиной. Пошла Аня только в два годика. За спиной — отсутствие папы в свидетельстве о рождении. Биологическая мать болела туберкулезом и умерла в родах. С каждым днем Аня оттаивала и уже почти не вздрагивала, когда окликали или пытались погладить по голове. Мы с мужем были на седьмом небе от счастья. Только родственники не принимали эту историю, практически перестали ходить в гости. Единственный, кто с нами остался, это моя мама — она у нас лежачая (перелом шейки бедра), и уйти просто не могла. Ее Аня любила, как нам казалось, больше всех. Почти всегда сидела на маминой кровати и что-то бормотала, а потом и заговорила. «Баба» — было ее первое слово. Время летело быстро, дочка ожила — оказалось, что характер у нее еще тот. «Нет, не хочу, не надену»… В школу идти она, конечно, тоже не хотела. Но в первый класс, куда деваться, пошла. Отвели ее, красивую, с бантами и цветами, а на линейке для первоклашек в актовом зале мне стало душно. Видимо, от радости и счастья я потеряла сознание.
Взять сироту — что храм построить
Эту поговорку я слышала много раз, а еще эти постоянные рассказы: вот возьмешь ребеночка — и родной появится или еще какое счастье случится. Так и вышло — в обморок я упала, потому что была на пятой неделе беременности. Ничего не замечала, потому что перестала верить. Дочке о пополнении мы сказали только тогда, когда появился живот. «Там твой брат или сестренка, ты рада?» То, что Аня убежит в детскую со слезами и криками «Я вас ненавижу, решили меня на другую поменять, теперь все ей будет», ввело нас в ступор. Мы не скрывали, что она приемная и неусыновленная — так больше выплат, а у нее были серьезные проблемы с глазками (пару операций сделали еще до школы). Но такой реакции мы не ждали, тем более что дочь сама периодически просила братика или сестренку. На пару дней ее точно подменили, но потом как-то все рассосалось, она снова стала милой девочкой. Правда, дома начались некоторые странности, конечно, с ней мы их не связывали — она же еще дитя, ей только восемь лет. Разве специально она могла вылить на новорожденного Владюшу чай, слава богу, не кипяток? А засунуть бабушке в бутерброд иголку, опрокинуть коляску, укачивая брата… Но однажды она вернулась в слезах, кричала, взахлеб рыдала, что коляска с Владом осталась в лифте, она отдернула руку — и брат уехал в неизвестном направлении, не то вверх, не то вниз. Это хорошо, что у нас в доме почти все друг друга знают, а консьерж отличный. Конечно же, мы «выловили» кроху, но муж был в ярости и решение вынес однозначное: во-первых, Аня слишком мала для таких обязанностей, во-вторых, дочь надо показать детскому психологу. В результате мы ходили не только к детскому, но и к семейному психологу — органы опеки помогли. И все вроде стало вставать на свои места: Владюша рос озорным, ему нравилось беситься с сестрой. Дочка тоже, казалось, приняла брата — и тут (спустя три года) я снова забеременела. Решили сказать детям сразу, чтобы оба привыкли к этой мысли.
Словно подменили
Аня узнала о моей беременности (к тому моменту ей было 11 лет), хлопнула входной дверью и ушла. Я выбежала на улицу, но не нашла ее… Вернулась дочь в два часа ночи. Ничего не сказав, прошла в свою комнату, от нее пахло спиртным и сигаретами… И началось: она хамила, несколько раз словно случайно ударила меня с размаху дверью по животу, а потом украла у бабушки пенсию. Ее принесли, и бабуля, положив деньги под подушку, задремала… А проснувшись, их там не нашла. И нам рассказала, но велела Аню не ругать. Она же девушка, хочет купить что-то красивое. Владу от Ани почему-то не доставалось, а он ей прямо в рот смотрел, если она разрешала поиграть в свой айпад или посмотреть мультик в ее комнате… Это был праздник. А вот бабулю Аня, которая так ее защищала, явно стала изводить: то чай холодный принесет, то сделает вид, что не слышит, как та ее зовет (к тому моменту бабушка уже совсем не ходила). Из моей шкатулки, точнее семейной, стали пропадать достаточно дорогие вещи. Как-то я возвращалась с работы, а у подъезда стояла «Скорая помощь», суетились врачи. Оказывается, приехали к нам. Бабушка выпила не те лекарства, да еще дозу превысила, и у нее прихватило сердце. «Скорую», кстати, вызвал сын, а Аня напоила бабулю таблетками и ушла с девочками загорать. Честно признаюсь: присутствие Ани в доме стало тяготить и раздражать, прижать ее, обнять рука не поднималась. Она брала мою косметику, вещи и почему-то стала на нас смотреть странно, исподлобья. Как звереныш. В то же время, когда незнакомый человек, кто-то из старых друзей, узнавал, что мы взяли из детского дома ребенка, говорил, что мы святые, что так они не могли бы, что… А я слушала их, мне было стыдно, меня распирали противоречивые чувства: с одной стороны — взяли, да. С другой…. Получилось ли что-то у нас, справились ли мы. Я больше не осуждала мам из тех папок возврата.
Дитя тьмы
На уроках в школе приемных родителей нас учили, что ни в коем случае нельзя поднимать руку на приемных детей. Это своего рода табу. Да и бить — понятие относительное: вот давала Владу я изредка подзатыльники за то, что он мучал собаку — по его мнению, играл. Аня со злости могла ее отшвырнуть ногой в другой конец комнаты, но я ни разу не видела, это рассказывали родные. А вот однажды, стоя у окна, увидела, как дочь орет и бьет поводком нашего Кубика. Спросила дома, что это такое было? Она ответила, что мне показалось — этаж-то восьмой, что я могла оттуда увидеть. Учителя стали жаловаться: вроде умная, а учиться не хочет, может нагрубить, уйти из школы… А я тем временем становилась как дирижабль: мы ждали двойню. К моему горю, мальчик умер еще в родах, докторам не удалось вдохнуть в него жизнь. Девочка Софья родилась абсолютно здоровой. Я не знала, каким богам молиться, но даже боль от потери крохи прошла, притупилась, когда Аня начала навещать сестру каждый день. Было видно, что она чувствует себя виноватой за свое поведение, свои слова. Выписали нас быстро, детка была спокойной, почти все время спала — попробуй разбуди принцессу к обеду. Аня сама, без просьб, стала Соне второй мамой. Ходила гулять с коляской и книжкой в парк. Только ей удавалось уложить на ночь Соню после купания… Аня показывала Владу, как пеленать, менять подгузники. В такой благодати прошло тихо и спокойно два-три месяца.
Накануне мы сдавали кровь, и я немного разнервничалась: врачам что-то не понравилось в крови Сони. Все уснули, не спалось только мне, и я решила выкурить на лоджии сигаретку. То, что я увидела, было похоже на кадр из фильма ужасов, и то, что я потеряла дыхание и речь, спасло младшей дочке жизнь. Окна лоджии были распахнуты, а Аня на вытянутых руках над землей держала кроху и что-то бормотала. Одним прыжком я обхватила и повалила обеих на пол. Аня не издала ни звука, только сидела и дрожала, через минуту тихо и с обидой в голосе заревела Соня. Муж понял все, не глядя и ничего не спрашивая, вызвал «Скорую» и, как я его не отговаривала, полицию. Спустя какое-то время, пока мы мотались между врачами, ездили к стражам законам, выяснилось следующее: наша младшая Сонечка вовсе не была «сурком». Анечка ловко разводила Соне молочные смеси, компоты, переливая в бутылочку и сдабривая приличной дозой феназепама из ампул. Днем меньше, вечером больше, чтобы все выспались — и мама, по словам Ани, в первую очередь, и вся семья. Она такое в кино видела… А вот тот случай на балконе, как выяснилось, был не первым. Аня не знала, как по-тихому избавиться от Сони так, чтобы ее не ругали, и продолжала вынашивать план. Она оставляла ее у магазина, на лавочке у вокзала, пыталась продать цыганам… и еще много чего, что нам с мужем лучше не знать, иначе бы муж просто задушил девочку своими руками. Без меня сходил в органы опеки, там подняли все документы по родителям и родне Анны: и ее отец, и дядя страдали шизофренией. Кстати, именно родная бабушка Ани (она живет в доме сумасшедших, чем болеет, нам не сказали) посоветовала подросшей девочке избавиться от конкурентов на родительскую любовь.
Земля круглая
Несмотря на мои мольбы, органы опеки вернули Аню, но уже не в дом малютки, а в детский дом, откуда она сбежала уже через две недели. К нам. Но муж был непреклонен: Аня представляет опасность для жизни наших родных детей и должна покинуть дом. Через 40 минут приехали из опеки, чтобы отвезти Аню в детский дом. Их вызвал мой муж. Он по-своему любил Аню и не хотел, чтобы она бродяжничала. Через полгода Аня снова сбежала из детского дома. Вероятности, что ее кто-то еще усыновит, было мало: таких взрослых детей почти не брали. Тем более если это было повторное опекунство. Я сразу догадалась, куда девочка поехала, и собралась в деревню, куда Аня угрожала нам уехать жить, когда мы ссорились. У нее там жила какая-то подружка. И оказалась права. На глаза девочки я не показывалась, просто посылала на ее адрес разные посылочки с тем, что мне казалось нужным: едой, одеждой, деньгами. Когда я увидела у дочери округлившийся живот, то отправила крестильный наряд и образ с крестом, витамины для будущих мам… И дала себе слово, что больше не поеду сюда рвать сердце. Да и обстоятельства так сложились, что муж уехал работать за границу на несколько месяцев, а мы с ним.
P. S. Где-то полтора года назад мне пришла открытка из села Тверской области. Просили приехать и забрать внучку. Муж с Владом сели в машину, и пока я пыталась хоть что-то понять, рванули в Тверь. Бабулька из соседнего со сгоревшим домом выдала им дитя с огромными глазищами. В сгоревшем доме жили две подруги с детьми — чье это чадо, она не знает, но похожа на Аню, вторую девушку. А нашла она младенца недалеко от развалин, где та, придя в себя, заходилась плачем (наверное, мать выкинула из окна, чтобы та не сгорела). В вещах погорельцев бабулька нашла сундук, а нем — дневник одной из девушек и записка с адресом. Вот и все… Судя по кресту и образку, что был на шее у дитя, это и вправду была наша внучка. Аня. Видимо, за нее нам нужно было нести крест — и Боженька дал нам еще один шанс.
Знаете, зачем я все это написала? Я просто встаю на колени перед всеми сотрудниками опеки и социальными работниками домов малютки и прошу: пожалуйста, говорите о приемном ребенке всю правду и сразу. Если будущие родители испугаются, никто не пострадает. Не испугаются — в мире будет еще один счастливый человечек.
Источник
Как взять ребенка из детдома и не сдать его обратно. Людей, которые готовы сделать этот важный шаг, часто пугают бюрократическими препонами и ответственностью, но редко говорят о том, что происходит после того, как чужой малыш появляется в вашем доме. Этот материал ЕАН – о женщине, которая решилась попробовать. О том, насколько сложно взять воспитанника приюта, как адаптации ребенка «помогают» психологи и педагоги и почему героине пришлось расстаться с одной из приемных дочек.
Все имена изменены, чтобы мы могли передать правдивую историю без купюр.
Предыстория
В 44 года Ирина, у которой к тому времени уже был взрослый сын, взяла на воспитание первую приемную дочь. Потом – еще двух. Сейчас подумывает о новом приемном ребенке. Воспитанием Ирина занимается одна, без мужа. Вместе с семьей живет ее мама, которая приемным детям была не особо рада. Зато родной сын Ирины эту идею приветствовал, и теперь одна из приемных сестер нянчится с его детьми.
Алиса
«Мысли были еще давно, когда я работала акушеркой и видела, как мамы отказываются от детей. А потом родила собственного сына, жизнь кипела… Стала массажистом. Много работала, ездила на Север. Мысли о приемном ребенке иногда возвращались. Тем временем сыну исполнилось 18. Ему было уже не до меня… Одна из моих пациенток тогда рассказала, что взяла на воспитание девочку и что ей запомнилась еще одна воспитанница приюта: хорошая такая, симпатюлька. А потом пациентка сообщила, что ту девочку забрали у приемной мамы, которая оказалась ненормальной. Они уже прожили вместе три года.
Мама состояла на учете в Нижнем Тагиле, а не здесь, поэтому ей удалось получить справку на удочерение.
Проблема всплыла, когда ребенок перестал ходить в школу: женщина заперлась дома и девочку тоже не выпускала.
Тогда я решилась. Моя клиентка сказала, что нужно пойти к инспектору соцзащиты, и та дала список из 21 справки, которые надо собрать. Проблем особых с этим не было – справки собрала за месяц. Я пришла в детдом для музыкально одаренных детей, пообщалась с Алисой, и мы друг другу понравились. Ей было девять лет, это было восемь лет назад. А потом получилось, что места много, почему бы не взять еще?
Маша
Через несколько лет я взяла вторую девочку – Машульку, а еще через год – Веронику. Из того же детдома. Маша на год старше Вероники.
Когда я взяла Машульку, она была до того очаровательная – я всем своим знакомым говорила, что нужно разбирать детей из детдомов, если все они такие. Творческая личность, умела всем понравиться. Но, видимо, с появлением третьей девочки – Вероники – я не стала котироваться у нее как мама. Может быть, она меня сразу как маму не восприняла.
Маша делала все, только не то, что я ей сказала. Дома попросишь ее убрать свои вещи, а она садится на пол, и все: не буду!
С другими детьми хорошо сходилась. А вот с Вероникой не пошло. Хотя они раньше жили в одном детдоме и изначально Маша была не против, чтобы взять Веронику.
Если что-то шло не так, когда девочки делали уроки, Маша брала шариковую ручку и острием втыкала Нике в ноги.
Зато Маша хорошо училась – на «4» и «5». Причем легко. Классная руководитель очень ее любила. Даже слишком… В третьем классе она Маше заявила, что заберет ее к себе, если я ее вдруг отдам в приют. А потом началось постоянное непослушание – видимо, Маша желала, чтобы я ее отдала.
Не позволила любить
Первый раз, когда она совсем перестала слушаться, я позвонила в приют и попросила поработать с ребенком. Привезла ее. Она там была полторы недели и вернулась – вроде бы все поняла.
Однажды, когда я была в приюте на учебе, у них с Вероникой была сильнейшая драка. Я прихожу домой, моя мама в трансе. Я говорю: что случилось? А мама: Машу убирай, я не дала ей задушить Нику. Говорит, что прямо волоком ее оттащила.
У Вероники синие следы от пальцев остались на шее.
Снова отвезла Машу в приют, чтобы поработали психологи. Когда приехала через две недели, оказалось, что никто с ней так и не работал. Еще через две недели – то же самое. Почему не работали – никто ничего не объяснил. Насколько я потом поняла, они на тот момент уже решили, что Машу из семьи будут изымать. И они уговорили меня написать заявление, что я в связи с нарушением здоровья не справляюсь с воспитанием девочки.
А та учительница, которая на 13 лет меня младше, в приют так и не приезжала.
Сейчас Маша в семье в Серове. Я за нее не беспокоюсь, она свое место в жизни найдет.
На прощанье я ей сказала: очень жалко, что ты не позволила себя любить.
«Какая смешная тетя!»
Когда я пришла на так называемую «Школу родителей» в приют, это было просто смешно. Нам всем предложили нарисовать душу. А потом об этой душе еще и рассказать. Но ведь мы пришли не разбирать собственное психологическое состояние. Мне казалось, что в этой школе должны объяснять родителям, к чему нужно быть готовым и как вести себя в сложных ситуациях: когда ребенок ворует, когда не хочет мыться.
Маша умудрилась украсть туфли у одноклассницы и проходить в них весь день. А потом еще и заявила хозяйке, что это я Маше эти туфли купила. Вероника стянула кошелек у одноклассника с 300 рублями на обеды и потратила их. Алиса своровала деньги у меня.
Когда начались проблемы с Машей, психолог на второй встрече мне сказала, что я такая энергетическая женщина, что у нее после моего рассказа температура подскочила до 39.
Я ей сказала: а вдруг вы помрете, если мы будем работать дальше? Развернулась и ушла.
Детский психолог в приюте тоже насмешила. Когда я привела к ней двух не по годам развитых девиц – Машу и Веронику, им тоже предложили рисовать. Но уже не душу, а что-то черное, которое наваливается на них из-за угла, когда они хотят сделать что-то плохое. Маша быстро нарисовала существо из вчерашнего мультика, а Вероника – срисовала. Психолог была довольнешенька. Когда вышли с ними из приюта, девчонки расхохотались: какая смешная тетя! Я понимаю, еще с 5-6-летними так работать: будто это не они виноваты, что делают плохое, а что-то черное, из-за угла наваливающееся.
Жизнь с плюсом. История ВИЧ-инфицированной.
Вероника
От учителей мы тоже натерпелись. Например, через два месяца после того как я взяла Веронику, ее учительница, встретив меня на улице, начала мне рассказывать, что девочка такая-сякая. Учительница была молодая, только институт закончила. А я ей говорю: мы с вами воспитываем ребенка 50 на 50 – половина ответственности лежит и на педагоге.
Вообще Вероника очень много делает хорошего, но потом выдает что-нибудь такое, что с ней не хочется общаться. Нормальный день рождения она получила только в этом году, раньше все время была за что-то наказана.
В школе она научила всех материться, постоянно срывает уроки.
Однажды звонит учительница и говорит, что больше не поведет класс на экскурсии. Они пошли на завод Pepsi, и там стоял огромный чан с сахаром. Вероника больше ничего не придумала, как упасть в чан лицом и есть сахар. Другие последовали ее примеру. Она устраивает клоунаду, чтоб все обратили внимание. Потом говорит, мамочка, я больше не буду. Проходит день-два, и опять звонит учитель.
Раньше у нее были страшные истерики. Упиралась руками в пол и просто орала без перерыва.
По два с половиной часа, однажды – пять часов. Что я с ней только ни делала – и на голову воду лила, и таскала в ванную – умывала, в конце концов, облила просто водой сидящую. Всегда это было по поводу того, что я начинала проверять математику. И я перестала проверять, чего она и добивалась.
Страх объятий
Тяжело с детьми, которые приходят из детского дома, – они живут по принципу «Я хочу!».
Если вещь не нравится, я ее порву, испорчу – мне дадут другую. И с игрушками так же, с канцтоварами, с чем угодно. В детском доме же спонсоры.
Однажды, после того, как что-то было сломано, они мне заявили: а что, спонсоров-то нет, что ли?
Дети из приюта не понимают, что деньги надо заработать, для этого нужна профессия, чтобы ее получить, надо учиться. А у них: хочу гулять и буду гулять, наплевать на уроки.
В детском доме за ними особо никто не смотрит: в 19:40 закрывается дверь, а до этого твое личное дело.
Разница между своими и приемными детьми очень большая. Конечно, я люблю и сына и девочек, но по-разному. Собственный ребенок – он еще во внутриутробном периоде узнает все твои реакции. Он с самого раннего детства знает, что мама – это существо, которое обижать ни в коем случае нельзя.
Если с собственным ребенком изначально общность, то с ними она выстраивается только сейчас.
Вероника только в этом году поняла, что после школы надо идти домой. Уроки заканчивались полвторого, а домой она могла прийти в шесть. Где была? Гуляла.
Очень много было таких моментов, когда просишь что-то делать, а тебе говорят: отстань, тебе надо, ты и делай.
В ответ на это я обычно садилась напротив и говорила: почему я должна стирать твои грязные штаны, готовить тебе еду, мыть посуду и все остальное, а ты не хочешь сделать элементарные вещи.
Как-то раз после того, как они на даче что-то не захотели сделать: я им поставила по куску хлеба и стакану воды.
А ведь в детском доме – там награда идет ни за что: вкусности, пирожное, вне зависимости от того, как ребенок себя повел. Но надо же ребенку доказать, что он неправильно себя ведет.
Все очень сложно со стороны сексуального воспитания. Они все на свете знают. Уже в 11 лет. Их нужно держать в руках.
Память и внимание у них все же работают не так, как у обычных детей, – организм, видимо, боится что-то запоминать, зная, что может это потерять. Как родную маму.
Еще я поняла, что если их лишний раз к себе прижимать, обнимать, они начинают себя хуже вести. Не знаю почему. Сами-то они рады, когда их обнимешь.
Родная мама
«Мамой» девочки начали называть Ирину сразу.
Алиса не говорила дня два или три. Я просто потом пришла, взяла ее за щеки, сказала: скажи «мама». Потом еще раз…
Я всегда им говорила, что не буду против, если их родители захотят с ними встретиться. Но я объясняла, что на это должно быть разрешение от опеки: мама должна иметь жилье и работать, чтобы вас содержать, тогда вас отдадут.
Разговоры про родных мам были. Вероника говорила, что ее мама ищет и не может найти.
Я не знаю, употребляла ли она сама наркотики или нет, но ее посадили за их продажу.
Уже два года, как ее освободили, не звонит, не пишет. А она ведь не лишена родительских прав.
Жизнь против рака.
Бог неслучайно не дает детей
У меня есть знакомые, которые взяли детей на воспитание, не имея своих. Я бы не рекомендовала так делать – у них все закончилось достаточно плохо. Причем и семьи были разные, и дети – начиная от двух лет и заканчивая девятью. Господь ведь, наверное, не просто так не дает детей…
Женщина, которая ходила ко мне на массаж, – у нее приемная девочка в 18 лет получила квартиру, собралась и ушла. Сейчас она нигде не работает, хотя у нее хорошее музыкальное образование. Я, наверное, не смогу просто так отпустить.
Еще один пример. Пара растила ребенка с трехлетнего возраста. А когда у девочки начался подростковый возраст, приемные родители разошлись, у мамы появился другой мужчина, а девочку отправили к бабушке, которой этот ребенок был не нужен. Начались гулянки, в 12 лет девочка стала женщиной…
Другая ситуация – взяли мальчика, а когда у него начался подростковый возраст, пошли девочки, и про родителей он забыл. И родители про него забыли – вот что страшно.
И обратно дети полетели в детский дом.
А тем, у кого уже есть свои дети, – берите! Важно, чтобы была финансовая возможность – театр, кино, книги стоят денег, а государство выделяет на ребенка по 10 тыс. рублей в месяц. Ну и самое главное – внутреннее состояние – если ты любишь людей и можешь прощать. Многие просьбы придется терпеливо повторять раз за разом. Причем нет гарантии, что в конце концов ребенок исправится.
Иногда ребенка берут, только чтобы любить, а его еще надо научить жить.
Об ошибках
Если бы я себя нормально чувствовала, я бы ни за что Машку не отдала.
Источник