Стадия развития ребенка от 12 лет

Эта стадия для Эриксона особая. Он подростками занимался отдельно и не только как психотерапевт. Он был включен в интересное исследование. Подростки это дети, которые выросли во время Второй Мировой Войны. В то время образ фашизма как врага был абсолютно признан и это дети, родители которых воевали и погибали. И вдруг, в американском обществе страшный феномен: по улицам Нью Йорка маршируют подростки в фашистской символике с фашистским приветствием. Они демонстрируют свою приверженность той идеологии, с которой боролись их родители.

Эриксон заинтересовался этим феноменом, он работал с этими подростками. Это были объединения молодежи, которые противопоставляют себя взрослому миру, что за этим стоит? Эриксон говорит, что эти подростки не могли быть «за» или «против» фашистской идеологии, потому что они ее не знают. Они демонстрируют приверженность чему-то, не зная даже чему. Что им было нужно? Им все равно, против чего, главное протестовать.

Эриксон считает подростковую стадию особенной. Это стадия уникальных возможностей и уникальных опасностей. Что касается возможностей, мы говорили о том, что формируются у человека сильные и слабые качества личности. Он проходит через свой психосоциальный кризис и вроде бы на всю жизнь. Исключения составляет подростковый возраст, когда все может поменяться. Подростковый возраст становится тем резервом, в которой все выборы личности могут измениться с «+» на «-» и с «-» на «+» и изменить все, что было сделано до этого. То есть ребенок может войти в подростковый возраст одним, а выйти – просто другим, изменив все, что было сделано до этого.

Опасность такая: мы говорили о том, что рано или поздно, человек, как бы он ни решил задачу развития в том или другом варианте, он идет дальше, собирает все новые и новые черты и переходит все к новым и новым задачам. За исключением подросткового возраста. Потому что если человек не решает задачу развития подросткового возраста, он никуда дальше не идет. В подростковом возрасте можно задержаться надолго и навсегда. Личностное развитие может остановиться: это не созревание, не преформизм, возраст может стать верхней границей развития личности.

Почему можно поменяться и почему можно застрять? Конечно, это связано с задачей развития. Что здесь должен сделать молодой человек? Мы наконец дошли до второй потребности, к стремлению к эго-идентичности, быть самим собой, которое уравновешивает взрослую личность в социализации. Но для того, чтобы быть самим собой, надо стать самим собой. Задача развития – это обретение эго-идентичности.

Что значит «быть самим собой»? А кто я? Какой я? Каким я должен быть? Самим собой. Человек не знает себя до подросткового возраста. Именно в подростковом возрасте встает задача, мы бы сказали, самопознания. Понять себя и познать, что я из себя представляю. И если человек справляется с этой задачей, то он обретает очень большую личностную устойчивость. Потому что понимание того, кто я такой и и что я такое, становится ориентиром для множества жизненных выборов. Взрослый человек, сразу после подросткового возраста, совершает массу жизненных выборов и руководит им это ощущение Эго-Идентичности. Эриксон пишет про верность самому себе.

Например, если я честные человек, то у меня может возникнуть соблазн взять деньги на улице. Но я честный человек или нет? Если честный – я не возьму. Меня никто уже не будет учить и воспитывать. В этом смысле от того, что я о себе думаю и как я себя представляю, я и буду строить свое дальнейшее поведение.

Вообще понятие эго-идентичности у Эриксона очень непростое. Он дает определение, но его надо пояснять. Что такое Эго-идентичность по Эриксону? Эриксон определяет его как «чувство непрерывности и тождественности своего существования».

Непонятное определение, но в контексте становится понятно, что он имеет в виду. Вопрос, который задает нам Эриксон: мы все были младенцами и что это значит? Мы были маленького размера, лысые и беззубые и кричащие. Как мы думаем о себе-младенце? Это я или не я? Мы думаем о себе в младенческом возрасте как я или не я? Вот, где возможность подумать и поразмышлять.

Эриксон говорит, что это удивительно, ведь это был другой человек, ведь он был другого роста и он не обладал теми личностными качествами, которыми я обладаю сейчас. Но мы все таки думаем, что это был я.

И дальше Эриксон говорит, что человек постоянно меняется, но в каждом возрасте он приобретает свою идентичность: сначала я сын своих родителей, потом я почувствовал, что я член дружеской компании. А куда делось «я сын своих родителей»? Интересно, что вплоть до подросткового возраста, мы видим, что ребенок обретает следующую идентичность, отвергая предыдущую. Он как бы стремится отказаться от того, что было раньше. А взрослый человек, наоборот, ничего не отвергает, он говорит об интеграции. О том, что я одновременно родитель своим детям и сын своим родителям. То есть я в своей жизни чувствую себя и ребенком и родителем. Я говорю, что моя личность – очень сложная и многогранная: я и ребенок и родитель и друг и профессионал и каждая моя идентичность обогащает мою личность. Вот это и определяется как целостность и непрерывность.

Эриксон говорит, что к такому итогу надо прийти. Он считает, что именно в подростковом возрасте происходит интеграция, когда человек собирает себя как целостность и непрерывность и начинает относиться к себе по-особому.

• В школе дают лист бумаги и свободное самоописание: «кто я» и «какой я». Двенадцатилетние делают это за пятнадцать минут, у них не возникает никаких сомнений. А шестнадцатилетние сидят и ворчат и говорят, что такую сложную тему нам дали и что вообще к ним пристали.

Потому что сложность и многогранность и интегрированность открывается и это все нужно понять, познать и разобраться. Самое важное дело для подростка это понять самого себя. Он обращается к себе и это делает его нечувствительным эгоистом, черствым к другим людям. Мы часто обвиняем подростка в том, что он мог не заметить, что мама устала и папа расстроен, а он действительно не замечает потому что он занят самим собой.

Очень негарантированно, что к 18 годам эта задача будет решена. Она может быть не решена и в двадцать и в тридцать лет и этот мучительный поиск самого себя может продолжаться долго. И именно в этом поиске и в анализе самого себя может произойти изменение тех качеств, которые уже приобретены. Он уже не просто эмоционально, но и рационально оценивает себя и события своей жизни, он по-другому может взглянуть и на себя и на отношения со своими близкими и все эти отношения могут быть им пересмотрены и в результате он склонится от недоверия к доверию и т. п. Именно в решении этой задачи развития кроются и опасности и возможности.

С кем решает? Сверстник в полном смысле этого слова, – равный по возрасту. Ведь родители видя эти искания и они очень хотят помочь и готовы ему показать на его сильные качества и на его сильные стороны, – все бессмысленно. Сверстник – вот кто становится доверительной фигурой. Почему? Психологически это очень оправданно. Психологически мы говорим о том, что для того, чтобы узнать, какой я, я должен посмотреть в зеркало, отразиться. Отразиться в психологическом смысле можно только в себе подобном. Поэтому важными персонами становятся другие подростки, сверстники. Но это еще не выстраивание отношений, он должен действовать и получать обратную связь. Но как познать самого себя? Вещь в покое не познаваема.

Например, я могу считать, что я смелый человек. Но знаю я себя или не знаю? Нет, я буду знать, когда я встречусь с опасностью. То есть познание себя требует действия, поступка и потом – анализа этого действия. Поэтому подростки не лежат в кровати в раздумьях, какой же я, они действуют, получая обратную связь и оценку от себя и от себе подобных. Но мы можем надеяться на то, что прошлые годы прожиты не зря и он с каким-то грузом уже вошел в этот возраст.

Что же приобретает человек в результате этого поиска? У него появляется та самая эго-идентичность, то есть чувство тождественности самому себе. А как узнать, что этот поиск завершен? Наверное, скорее проще увидеть противоположную сторону. Слабой стороной становится так называемая диффузия идентичности – неопределенность, размытость представлений о самом себе. И тогда человек с диффузией идентичности очень сильно подвержен влиянию, он готов принять любую версию относительно самого себя: «Ну как же так – ты же такой, иди и делай это!» – А может действительно я такой? Я пойду и буду это делать! Человек, у которого есть эго-идентичность способен отказаться и противостоять давлению. Он может сказать, что не пойдет на это занятие потому что он не такой. И наоборот, если у него есть интерес – он пойдет это делать. То есть это человек, зная себя, принимает решение в согласии с самим собой.

Иногда, подростки, проводя время в компании, приходят домой и даже меняют манеру речи и можно понять, с кем он сейчас был. Если это происходит, что точно пока диффузия, он готов примерять на себя любой образец. Как только человек обретает эго-идентичность, вы его так просто с его манер и его позиций не столкнете. Это очень сложно, обрести самого себя.

Как раз работая с подростками в послевоенной Америке, Эриксон приходит еще к одной мысли: очень сильно облегчает или осложняет жизнь состояние общества. Дело в том, что наше общество также имеет периоды стабильности и перестроек. Эриксон считает, что если взросление подростка приходится на период перестройки, он в принципе не может обрести идентичность и этот период затягивается очень надолго. Потому что, чтобы обрести себя, нужны устойчивые опоры и основы. Но если вокруг тоже все неустойчивое – откуда возьмется этот стержень?

Он описывает период взросления американских подростков как целый комплекс симптомов и это уже осложнения развития, обусловленные взрослением в неустойчивой общественной ситуации. Он говорит о том, что подросток в такой ситуации инфантилен, он не хочет взрослеть (хотя вообще подростку свойственно стремление к взрослости). В неустойчивом обществе, подросток видит, как сложно в этом обществе и как можно дольше отодвинуть границу взросления. У него возникает ощущение тревоги, причем эта тревога иррациональна. И это тоже понятно: да, подросток взрослеет, но если взрослые уверены в завтрашнем дне, то есть опора, но если и взрослые не уверены в завтрашнем дне, то это очень страшно.

• Часто от родителей мы можем слышать фразу: «До лета / до отпуска надо еще дожить!» и для подростка это звучит устрашающе и тревожно и взрослеть не хочется.

Подросток, приобретая эту тревогу, еще приобретает и особое отношение к своей культуре, миру, семье и государству. Интересно читать у Эриксона текст про американского подростка, он пишет: «У подростка возникает иррациональное отрицание всего отечественного.» По принципу «хорошо там, где нас нет». Значит, даже в американском обществе был такой период. Это происходит потому, что для того, чтобы перейти к чему-то другому, мы должны обругать то, что было сделано до того. И если так ведут себя взрослые, то подростку в этом критиканстве и максимализме гораздо проще сказать: «А зачем я буду ориентироваться на взрослых? Я лучше посмотрю на другую культуру и на других!»

И крайним вариантом этого отрицания является отрицание жизни и возрастание суицидов. Депрессия и отрицание, – вот чем оборачиваются для взрослеющего подростка все эти перестроечные процессы.

Источник

Эта стадия еще более отличает Эриксона от Фрейда. У Фрейда это была стадия латентная, когда тело еще не достигло половой зрелости, мораторий на телесность и в то же время он учится как способ снятия напряжения. Но разве можно сказать, что переход к школьному обучению никак не отражаются на личности человека? Нет, это было бы совершенно неправильным. Эриксон видит очень важную задачу для личностного развития. Он ее обозначает как «научиться учиться». Очень правильный акцент: он не говорит, что нужно научиться писать, читать и считать. Он, конечно, все это учится делать, но самое главное – совсем другое. Человек встает перед задачей обучения. Как справляется взрослый человек с учебной задачей? Ведь уметь учиться это уметь организовать себя, уметь анализировать материал, уметь опираться и находить логические связи. Это очень важное качество, которое мы постоянно используем. И если человек научился учиться, у него появляется уверенность в себе, уверенность в своих силах. В сильном качестве личности у него появляется «чувство компетентности». Не сама по себе компетентность, как умение что-то делать, а чувство компетентности. Это ощущение даже зрелого человека, который знает, что если ему нужно будет что-то освоить – он сможет это сделать. Чувство компетентности дает вера в то, что если ему это понадобится, он это освоит и справится.

Неуверенность в себе, недоверие к своим возможностям в слабом варианте, как слабое качество личности. Осваивает эту способность учиться ребенок, конечно, в школьном социальном контексте и главным для него становится уже не родитель, а учитель. Авторитет учителя в начальной школе очень высок. Он часто выше, чем авторитет родителя. Если родитель попробует как-то скорректировать, ребенок ответит, что так сказал учитель. И получается, что именно от отношений с учителем зависит, появится ли у ребенка это чувство компетентности или нет. Кроме учителя – одноклассники. Которые, конечно в меньшей степени, но тоже создают условия формирования уверенности в себе. Они приходят в школу и ничего не умеют. Они все пришли учиться. Но они все верят в свои силы, ведь они все идут в школу за пятерками. Он абсолютно уверен в том, что сейчас у него будет успех и он идет за этим успехом. Почему это происходит? К дошкольнику никаких требований не предъявляют и у него есть безусловная любовь. Маленького ребенка обычно любят именно так: безусловной любовью. И у него на этом отношении, если все нормально, у него формируется уверенность, что он самый-самый. Но куда же это девается?

Ребенок приходит в школу и начинает осваивать. И учитель видит и сильных и слабых учеников и видит потенциал. Но если бы он свое мнение держал при себе, но к сожалению, он достаточно быстро делает его достоянием общественности и к концу первого класса мы уже видим, что класс поделен на сильных и слабых учеников. И это мнение поддерживается одноклассниками. И ребенок оказывается в таком большом окружении внешнего к нему отношения и завершается эта трансформация где-то к концу начальной школы. К концу начальной школы уже сам ребенок про себя говорит: «Я слабый ученик!» И это очень страшно, потому что это зачастую не совпадает с его объективными возможностями. Отнести себя к слабым зачастую может ребенок, у которого нет никаких ограничений, который мог бы справиться с самыми сложными заданиями, но он может быть, например, медлительным и тревожным. И это становится его идентичностью и дальше нарастает как снежный ком. Это ощущение недоверия к себе служит неким самоограничителем и он даже и не пытается пробовать свои силы. Хотя мог бы попробовать и решить.

В старших классах происходит период профессионального самоопределения. Есть школьники, которые сами говорят, что даже и пробовать не будут, потому что это не для него. Это отношение к себе, что я туда вообще не поступлю.

Большую роль играет семья. Это последняя стадия, на которой Эриксон вообще упоминает родителей. Дальше определяющее влияние на личностный рост оказывают совершенно иные группы. Успех/неуспех, конечно, складывается в школе. Но приходит ребенок с этим домой и свои отметки он несет домой. И вот у близкого взрослого есть еще возможность добавить на ту или другую чашу весов, ведь можно сказать: «Да, я от тебя другого и не ждал!» и добавить сомнение. Или другой родитель, который говорит: «Надо же двойка! Но я удивлен, что ты получил такую оценку при таком потенциале!»

О чем говорят педагоги родителям, которые ведут своего ребенка в первый класс? Они говорят о том, что школу нужно поддержать, что они должны выступать единым фронтом и это неправильно. Родительская роль это поддержка и защита и ничего другого.

Источник