Самый тяжелый ребенок в 4 года

Самый тяжелый ребенок в 4 года thumbnail

Наверняка еще до того, как у вас появились дети, вы слышали о «самом ужасном возрасте». Все вот эти ужасные двухлетки. Невыносимые четырехлетки. Унылые шестилетки. И, конечно же, коронное: «Подожди, это еще цветочки, а вот в подростковом возрасте начнутся ягодки!».

Если послушать опытных родителей, то каждый возраст ребенка ужасен. Просто по-своему. Впрочем, чем старше становится ребенок, тем проще относишься к проблемам прошлого. Когда ребенку три, мы с нежностью вспоминаем, «каким пупсиком он был в полтора». Когда ребенку шесть, мы со вздохом рассказываем, как классно было жить с пятилеткой.

В общем, пришла пора признаться, что любой возраст ребенка – самый ужасный. Сколько бы лет ни было вашему ребенку, вы неизбежно будете думать, что раньше было лучше, и дальше будет лучше, главное – пережить сложный период сейчас. И так всю жизнь.

Элизабет Бродбент с портала Scary Mommy разобралась, почему каждый возраст ребенка кажется нам ужасным и, что самое главное, почему он на самом деле не так плох. А ресурс n-e-n.ru перевел эту колонку – она получилась очень забавной и жизненной.

Ужасные двухлетки

Дурная слава тоддлеров доходит даже до тех, кто никогда не имел дела с детьми. По словам многих родителей, это самый худший возраст. Двухлетки устраивают истерики. Они кричат, падают на пол и рыдают. Они ужасно ведут себя на людях, отказываются писать в горшок и есть что-то кроме хлеба, и с ними невозможно договориться. Они хотят спать рядом с вами, а в итоге всю ночь пинают вас в лицо.

Но ведь есть и хорошие стороны. Если дети устраивают истерику в супермаркете, вы все еще можете подхватить их под мышку и вынести на улицу (дальше делать это все сложнее и сложнее). Рано или поздно они точно научатся писать в горшок, даже если для этого придется дождаться их трехлетия.

Двухлетки – это весело. Они с невероятной жадностью изучают мир вокруг них. Они уже умеют рисовать каляки-маляки и почти умеют говорить. Они могут выражать свои предпочтения. Да, иногда двухлетки – это ужасно. Но точно не хуже всего.

Невыносимые четырехлетки

Они постоянно ноют и плачут. Они только что осознали, что не могут делать все, что захотят…. но они же хотят! Они делают все очень плохо. И это доводит их до слез. Они уже вроде бы научились ходить на горшок, но все равно нет-нет, да и написают в трусы. Все говорят, что четыре года – это самый худший возраст.

Ну нет. Четырехлетки умеют рисовать. С ними можно вести нормальные человеческие диалоги, они могут выражать свои предпочтения в музыке и искусстве. Они могут подпевать песням на радио. Если вам повезло, вы уже можете начать учить своего четырехлетку читать или хотя бы различать буквы. Скорее всего, у них есть какой-то любимый персонаж, но ведь все не так плохо. Помните Синий Трактор?

Унылые шестилетки

Шесть лет – это худший возраст. Шестилетки постоянно плачут. Любое событие превращается в Очень Значимый Повод Для Слез. Вам кажется, что им стоило бы уметь читать получше. Они уже ощутимо выросли, и вы скучаете по своему малышу.

Но шестилетки все еще любят обниматься. Они по-настоящему умеют рисовать и делают крутые поделки. Скорее всего, они уже перешли от простой беготни с мячом к каким-то реально существующим видам спорта. Их игровые сюжеты становятся все более разнообразными. Шестилетки – это весело.

Неуравновешенные восьмилетки

И почему люди так любят говорить, что каждый второй год жизни ребенка – ужасный? Восьмилетки неуравновешенные. Они легко переходят от одной крайности в другую. Они еще не подростки, но и уже не совсем дети, и они это понимают. Они уже начали закатывать глаза, но все еще устраивают истерики. Им все еще требуется много внимания как детям помладше, но они уже стремятся к независимости, как дети постарше.

Да бросьте вы, восемь лет – отличный возраст. Они могут говорить с вами на более глубокие темы вроде размера Вселенной или концепции бесконечности. Когда они не плачут (что до сих пор происходит), они предпочитают читать книги, по-настоящему интересные книги, например, биографии известных людей или историю гибели «Титаника». А еще они достаточно взрослые, чтобы что-то делать: приготовить себе поесть, выгулять собаку или убрать свои вещи. Да, они могут всего этого не делать. Но вы знаете, что они на это способны.

Неуправляемые подростки

Они ненавидят ваши правила. Они хотят заниматься сексом. Вам приходится иметь дело с серьезным закатыванием глаз и постоянной драмой. Вы переживаете из-за порнографии и поступления в вуз и, боже мой, они хоть когда-нибудь научатся делать домашние дела, если их не просить об этом шесть раз?

Но подростки могут с вами разговаривать. Они могут играть с вами в настольные игры, а их восприятие жизни и мира вокруг могут вас сильно удивить. Вы можете ненавидеть их музыку. Но они, скорее всего, тоже не в восторге от вашей. Их спортивные достижения по-настоящему вас впечатляют. Они могут устроиться на работу и заработать реальные деньги.

Каждый возраст – это худший возраст. Каждый возраст – это лучший возраст

Вы видите своих детей в худшие моменты. Вы видите своих детей в лучшие моменты. Да, вполне естественно внутренне посмеиваться над родителями младенцев и думать: «Вот подожди немного…» Но не забывайте: им сейчас так же трудно, как и вам. Родительство – это не состязание по тому, кому достался возраст похуже. К любому возрасту можно привыкнуть. В каждом возрасте есть свои трудности, но и в каждом возрасте есть что-то хорошее.

Так какой же самый ужасный возраст? Тот, который вам неизвестен, в котором вы сталкиваетесь с новыми трудностями и с ностальгией вспоминаете, как «раньше было проще». Не было проще, было так же трудно, просто сейчас вы уже об этом не помните.

Просто родительство – это вообще сложно. И каждый возраст – самый худший, и каждый возраст одновременно самый лучший. В конце концов, это ваши дети, и вы любите их, несмотря ни на что – в любом возрасте.

Источник: n-e-n.ru

Источник

молодые мамочки, обращаюсь к Вам-какой период жизни Ваших малышей был для вас самым тяжелым?когда я родила- мне казалось так тяжело мне еще никогда не было))все говорили-потерпи-вот установится режим, начнет спать, тогда будет полегче, в итоге ребенку 11 месяцев, вроде стало легче-но она еще не ходит, только первые шаги делает, хотя очень подвижная, везде лезет, дома бардак постоянно. А как у вас?когда вам было тяжелее всего с Вашими малышами?

Гость

[3250224059] – 14 января 2015, 17:31

1.

Гость

[1345414085] – 14 января 2015, 19:42

Первые 3 месяца полная жесть, с 4х лет полегче.

2.

мики

[16032916] – 14 января 2015, 19:45

От двух с половиной. Когда начинается период “я сам”.

3.

Гость

[101172905] – 14 января 2015, 19:48

первые месяцы жесть капец.. потом привыкаешь.. лет с 4-5 легче..

4.

Гость

[101172905] – 14 января 2015, 19:50

кстати, да, с 2,5 типа я все сам – это просто ужас… везде лезет, везде все разбивает, падает, очень травматичный период, безумно сложно следить…

5.

lavkate

[2752969530] – 14 января 2015, 19:59

самое тяжелое-это когда ребёнок уже пробует ходить но ещё плохо получается и он падает. вроде ребёнка не привяжешь и он должен развиваться и двигаться..но эти падения(((( в остальное время все нормально было да и сейчас.

6.

Гость

[1141763380] – 14 января 2015, 20:01

в 7 лет,когда пошла в первый класс и был конфликт с одноклассницей

7.

Гость

[723869945] – 14 января 2015, 20:02

Как ходить начинает и лет до 3-4-х пИсец полный, всюду тыкается не уследишь, пальцы прищемлял и падал, набивал огромные шишки. На руках держишь, все равно чудом умудрится лоб рассечь в присутствии двух бабушек! в любое время дня и ночи будь готова скорую вызывать, а травмпункт бежать, я устала страшно. Говорят подростковый возраст тяжелый – ни фига, ни я ни муж родителям проблем не доставляли, но с года до трех наверное все дети мучают родителей.

8.

Гость

[42152898] – 14 января 2015, 20:28

Для меня 9 месяцев самый ***** был. Сейчас 3,5 года дочке- уже помогает. Теперь не сложно. В сад только ходить не хочет))

9.

Гость

[1559785086] – 14 января 2015, 20:32

До полутора лет совсем ад, до двух с половиной терпимый ад. Основные трудности – то, что я кормила, большая нагрузка на организм, и то, что он не спал дольше полутора часов за раз. В два с половиной стал спать, и у меня будто пелена с глаз спала, половина признаков депрессии прошла.

10.

Гость

[1410347228] – 14 января 2015, 20:46

Самый трудный – это подростковый, когда детишки кровушку пьют родительскую.

11.

Гость

[3640897102] – 14 января 2015, 20:49

До года лично у меня был курорт.Ребенок был мега спокойный он даже маленький совсем никогда не плакал ,просыпался ночью и начинал ворочаться и кряхтеть-значит проголодался.Сейчас 1.7-ужас.капризы,истерики, вечно все не по его,бесконечные вопли,везде лезет глаз да глаз нужен.Очень тяжело.Думаю после 3х будет легче

12.

Гость

[416037339] – 14 января 2015, 20:57

У нас до 6 мес. Просто курорт был, потом сложнее. Вот с 7-8 мес и до 1.5 лет наверно самый тяжелый период был. Сейчас 2,5 года, становится легче.

13.

Гость

[3350220219] – 14 января 2015, 21:12

С 12 и до 18 лет.Это ад кромешный.Постоянно на грани конфликта.Причем начинался из ничего.И еще очень боишься в этот период перегнуть палку.В сердцах как-то сказала,что самые счастливые для меня были первые 10 лет ребенка.

14.

Гость

[4027378648] – 14 января 2015, 21:15

Подростковый однозначно, на своем ребенке испытала, да и мы с братом были в этом возрасте не подарки

16.

Рина

[16157927] – 14 января 2015, 21:52

Гость

Подростковый однозначно, на своем ребенке испытала, да и мы с братом были в этом возрасте не подарки

17.

Гость

[1559785086] – 14 января 2015, 21:56

А я совсем не боюсь подросткового возраста. Мы с мужем не чудили ВООБЩЕ, а хуже первых лет ничего быть просто не может – только болезни, конечно. Если можно ночью спать, а днём не слушать постоянные истерики и не носить 13 кг на руках – на что жаловаться?о_О

18.

Гость

[3714643729] – 14 января 2015, 22:00

До 4 лет. Это выкинутые годы жизни. Сначала *****-кашки, потом ползают – шишки набивают, потом в 3 года как ослы упрямые, затем садик и соответственно поликлиники, микстуры, больничные. В подростковом возрасте никаких проблем не было. Ленился правда. Второго ни за что.

19.

Гость

[1559785086] – 14 января 2015, 22:16

20.

Гость

[948406715] – 14 января 2015, 23:36

период от рождения и до полного перехода на еду без грудного молока – был золотой период! Мы так и не узнали, что такое колики, режущиеся зубы, неостанавливаемый плач. А вот когда ребенку уже надо было готовить по несколько раз в день – мне хотелось повеситься. Каждый день готовка, чтоб свежее! И это бесконечное мытье посуды. Продумывать меню, бороться с ребенкиными капризами в еде.

21.

Гость

[1559785086] – 14 января 2015, 23:41

Гость

период от рождения и до полного перехода на еду без грудного молока – был золотой период! Мы так и не узнали, что такое колики, режущиеся зубы, неостанавливаемый плач. А вот когда ребенку уже надо было готовить по несколько раз в день – мне хотелось повеситься. Каждый день готовка, чтоб свежее! И это бесконечное мытье посуды. Продумывать меню, бороться с ребенкиными капризами в еде.

22.

512345

[1671676689] – 15 января 2015, 00:15

с 13 до 17 лет

23.

Гость

[3485555918] – 15 января 2015, 03:53

30 лет. Не женат/не замужем , живет с родителями , не работает или работает охранником, продавцом или администратором игрового салона , диплом/если есть/ пылится на полке, их интересов – пиво/дота, женский вариант – шататься по барам с такими же никчемными подружками. И во всем виноваты родители – не обеспечили жильем , образованием и тд

24.

Гость

[4027378648] – 15 января 2015, 09:29

До свадьбы))

Потом отдала его жене и пусть там теперь она его воспитывает)

25.

Гость

[1811456823] – 15 января 2015, 11:17

Переходный, конечно. И младенчество – это цветочки по сравнению с ним. да и затянуться может лет до 20. Маленькие детки – маленькие бедки))

26.

Гость

[494605755] – 15 января 2015, 12:10

подростковый. это ужас. малыши лет до 10 самые няши.

27.

Гость

[1559785086] – 15 января 2015, 13:29

Гость

Переходный, конечно. И младенчество – это цветочки по сравнению с ним. да и затянуться может лет до 20. Маленькие детки – маленькие бедки))

28.

Гость

[1811456823] – 15 января 2015, 13:55

Гость

В чём ужас, если не просыпается каждый час ночью, и не орёт?

29.

Софья

[2241968121] – 15 января 2015, 14:01

С 4х лет, не раньше.

30.

Гость

[2664466764] – 16 января 2015, 11:00

До 5 лет трудно было. А самый тяжелый-1 й год. Думала не выживу. А в 5 лет я сына в сад отдала и время полетело. Сейчас во 2 классе учится.

31.

Гость

[81762325] – 16 января 2015, 17:21

Гость

Там свои прелести) я была, к примеру, послушным ребенком в подр.возрасте, а моя дочь-полная мне противоположность. Намучались мы с ней по полной, характер очень сложный . Хотя в детстве была милым ангелочком.

32.

Гость

[81762325] – 16 января 2015, 17:23

Гость

Там свои прелести) я была, к примеру, послушным ребенком в подр.возрасте, а моя дочь-полная мне противоположность. Намучались мы с ней по полной, характер очень сложный . Хотя в детстве была милым ангелочком.

33.

Гость

[3335636529] – 16 января 2015, 17:45

Скорость звука – странная штука. Родители что-то говорят тебе в 20 лет, а доходит только к сорокА.

34.

Гость

[3335636529] – 16 января 2015, 17:46

Скорость звука – странная штука. Родители что-то говорят тебе в 20 лет, а доходит только к сорокА.

35.

Гость

[3335636529] – 16 января 2015, 17:51

т

36.

Гость

[3335636529] – 16 января 2015, 17:53

т

37.

Гость

[3335636529] – 16 января 2015, 18:01

обдолбаный вумен, повтори еще раз

38.

Гость

[4070145889] – 16 января 2015, 19:56

Гость

В чём ужас, если не просыпается каждый час ночью, и не орёт?

39.

Гость

[308157163] – 16 января 2015, 21:20

Сначала я думала с года до 2-х, но то что творится сейчас это ужас. Не в смысле поведение ребенка, а в смысле школа…Я прихожу с работы в 8 вечера и ежедневно у нас, т.е. у меня и у ребенка, куча домашних заданий, при этом классная работа 2 строчки и получается после своей основной работы, я должна бесплатно еще до 11 ночи сидеть выполнять работу учителя, объяснять ребенку что да как, а я хочу на фитнесс или хотябы маникюр сделать, а получается что в 11 мы заканчиваем уроки, в 11 я готовлю еду, ложусь спать в 2 часа ночи встаю в 6 утра. Все что там в декрете проблемы это все ерунда.

40.

Гость

[983544993] – 17 января 2015, 06:23

41.

Гость

[3549130326] – 17 января 2015, 06:33

Гость

Сначала я думала с года до 2-х, но то что творится сейчас это ужас. Не в смысле поведение ребенка, а в смысле школа…Я прихожу с работы в 8 вечера и ежедневно у нас, т.е. у меня и у ребенка, куча домашних заданий, при этом классная работа 2 строчки и получается после своей основной работы, я должна бесплатно еще до 11 ночи сидеть выполнять работу учителя, объяснять ребенку что да как, а я хочу на фитнесс или хотябы маникюр сделать, а получается что в 11 мы заканчиваем уроки, в 11 я готовлю еду, ложусь спать в 2 часа ночи встаю в 6 утра. Все что там в декрете проблемы это все ерунда.

42.

Гость

[1866641676] – 17 января 2015, 09:22

Самый трудный 13-17 лет! У меня трое. Знаю что говорю. Когда гормоны зашкаливают. Когда считают себя взрослыми всезнайками и весь мир им должен. Пока дети маленькие ,основная забота :накормить,одеть, заниматься развитием (школа,кружки и пр.) А вот в пубертатном возрасте царит непослушание и девиз: сделаем все наоборот! А наркотики,а подростковое пьянство, а беременность ? Ведь все надо под контроль и не давить не нравоучать…надо уметь стать для детей лучшей подругой и советчицей,чтоб на скользкую стезю не попали. Мы прошли этот период . Без потерь ))) но чего это стоило! Всех выучить ,заинтересовать, смиряться с их постоянными сменами настроения и иммеджа…Ой девоньки! Вскакивать по ночам ,чтоб сисю дать это такие цветочки уж поверьте!

43.

Гость

[4275778406] – 17 января 2015, 12:56

Гость

Наймите репетитора для уроков на 2 часа в день. Я никогда сама не делала, нервов не хватало

44.

Гость

[106536068] – 17 января 2015, 14:12

Гость

Найму конечно, потому что я уже задолбалась каждый день спать по 4-5 часов.Вот только возникает вопрос,уроки с ребенком делает мама после работы, либо мама отдает пол зарплаты репетитору чуть ли не с 1 класса (пока не изучала этот вопрос не знаю сколько стоит репетитор), а что тогда входит в обязанности учителя?Помоему это какое разводилово, сначала учитель получает зарплату за ничерта не деланье, на уроках ничего не объясняет, потом задает домашних заданий столько, что к ночи сделать не успеешь, а потом предлагает свои услуги в качестве репетитора.

45.

Гость

[1669997371] – 17 января 2015, 18:01

Трудный… С 1 месяца иипо 18 лет, пока не уйдёт в свободное плавание и не настанет наконец нормальная жизнь. Мне ещё 17 лет ждать в заключении. Материнство это “прекрасно”…

46.

Апрель

[2655914743] – 17 января 2015, 18:09

Первый месяц, затем с 8-ми месяцев лет до двух. Потом пока не знаю. Старшему 8 лет, пока не трудно. А так у всех трех детей вот эти периоды сложноваты.

47.

Гость

[3884735416] – 17 января 2015, 20:24

Самые трудные первые два года. Сейчас сыну 14 лет, дочке 8. Никаких проблем.

48.

Гость

[2859931884] – 17 января 2015, 20:27

Что там сложно-то в первые годы, лежат и спят, покормил и спать уложил.. Взрослые детки проблем больше приносят со своими взбрыками

49.

Гость

[4216580379] – 18 января 2015, 23:53

Было тяжело первые 6 мес,потом полегче,а мес с 10-12 просто кайф.Дочке сейчас 1,5 года,вообще не напрягает,за редким исключением

49.

Гость

[4265776235] – 09 сентября 2019, 09:10

Гость

Что там сложно-то в первые годы, лежат и спят, покормил и спать уложил.. Взрослые детки проблем больше приносят со своими взбрыками

Источник

Благотворительный фонд «Детский паллиатив» системно развивает детскую паллиативную помощь в стране, помогая специалистам в Москве и регионах получать базовый набор знаний и специальные навыки. Библиотека фонда, разработанная лучшими врачами и методистами, уникальна, так как охватывает потребности родителей, медсестер и врачей. Мы поговорили с директором «Детского паллиатива» Кариной Вартановой о деятельности фонда.

– Расскажите, пожалуйста, чем сейчас занимается фонд «Детский паллиатив», какие у вас основные программы, цели, задачи?

– Мы не очень типичная для благотворительности организация, потому что не работаем напрямую с семьями, то есть не оказываем адресную помощь, что делает большинство фондов. Мы пришли к такому формату постепенно. Когда фонд создавался в 2011-м году, то сразу закладывалось два блока: практическая помощь и работа на развитие системы паллиативной помощи детям. В блоке практической помощи у нас 4 года очень успешно работала своя выездная служба, построенная в соответствии со всеми международным правилами и стандартами. Потом времена изменились, сократились объемы привлекаемого финансирования, находить деньги становилось все труднее, а выездная служба – это прямой сервис, и мы не могли сказать людям, которые были под опекой, что у нас сегодня есть деньги, соответственно, мы можем помочь, а завтра их нет, и помощи тоже не будет. Нужно было пожертвовать каким-то из наших направлений деятельности, и мы приняли решение закрыть службу и оставить только экспертно-методическую часть. Это решение опирается еще и на понимание того, что да, конечно, мы можем напрямую помогать каким-то семьям на протяжении многих лет, но все равно не закроем всех существующих потребностей. Имея экспертные ресурсы, мы можем делать больше именно в поле становления институтов паллиативной помощи.

– Как это сделать?

– Встраивать в государственное здравоохранение систему ППД (паллиативной помощи детям): учить, подсказывать, помогать. У нашего фонда, к примеру, было под опекой 120 семей в Москве, у «Дома с маяком», допустим, 700. А минимальная потребность в Москве в специализированной паллиативной помощи – 3000-4000, в общей – до 7000. Так мы даже Москву не закроем, а что говорить про остальную страну. Поэтому мы решили, что будем делать то, чего не делает никто другой, и оставили только экспертный блок. Что это означает? По большому счету, это такой мини научно-исследовательский центр. Мы проводим исследования, пишем книжки, разрабатываем методички, образовательные программы, проводим семинары. Мы инициировали создание кафедры паллиативной педиатрии в РНИМУ им.Н.И.Пирогова, которой заведует наш медицинский директор Элла Вячеславовна Кумирова, кафедра занимается повышением квалификации по ППД. Да, мы делаем то, что не видно, что с точки зрения пиара плохо продается, но тем не менее, мы это делаем. И что самое главное, большая часть всей нашей методической работы адресована регионам.

С 2015-го года мы запустили большую региональную программу: мы проводим семинары, рабочие встречи, круглые столы, тренинги по всей стране. Потому что если в Москве есть тонкая прослойка паллиативной медицины, то в регионах практически нет ничего. И нет квалифицированных специалистов: для многих врачей и медсестер это зачастую является откровением, что вот есть такая штука как паллиативная помощь.

– Какие у вас программы?

– Сейчас у нас несколько ключевых направлений. Первое – это программа проведения методических семинаров по паллиативной помощи в регионах. Она четвертый год работает, очень востребована, и нам удается находить на неё финансирование. Вторая серьезная программа связана с доступом родителей в реанимацию. Она тоже идет уже четыре года. Мы работаем вместе с Ассоциацией детских анестезиологов и реаниматологов России. В этой программе большое место занимает разработка нормативно-методических материалов, и создана уже целая библиотека по этому вопросу. Плюс мы проводим образовательные мероприятия и коммуникативные тренинги для персонала, который работает в отделениях реанимации. Это очень важный момент, так как недостаточно просто открыть двери ОРИТ, нужно уметь общаться, взаимодействовать, и этому надо учить.

Наши эксперты очень активно работают по теме детского обезболивания как на нормативном уровне, так и на уровне просвещения и информирования самых разных групп – медиков, управленцев, родителей, общества в целом.

Качество жизни и потребность в паллиативной помощи в домах-интернатахБрошюра, выпущенная фондом «Детский паллиатив», с аналитическими данными и рекомендациями по организации паллиативной помощи.

Есть еще одна интересная программа, пока она реализуется только в Москве – это работа с центрами содействия семейному воспитанию (раньше они назывались дома-интернаты). В них живут дети с тяжелыми заболеваниями, и значительная часть этих детей нуждается в паллиативной помощи. В 2016-м году мы провели первое исследование, по итогам которого разработали модель и порядок оказания паллиативной помощи в домах-интернатах. А теперь у нас действует программа по обучению навыкам оказания паллиативной помощи персонала всех московских домов-интернатов, и мы планируем эту работу каким-то образом транслировать в регионы Российской Федерации, потому что если мы в Москве за голову хватаемся, то там все намного серьезнее.

Вот так выглядят наши четыре программы: образование, реанимация, обезболивание, детские дома. По каждой из них создаются информационно-методические материалы, и библиотека у нас уже довольно приличная, очень востребованная. Замечу, что особенно популярны именно бумажные материалы, хотя мы всем предлагаем скачать материалы на сайте, все все равно просят книги в руки. Поэтому мы стараемся находить возможность печатать литературу и рассылать в регионы, раздавать на наших семинарах и других мероприятиях.

Вот так выглядит наш фонд. Понятно, что с точки зрения пиара, узнаваемости и привлечения денег все намного проще, если работать с конкретными детьми и семьями – с их фотографиями и историями. И естественно, что теперь у нас больше проблем с привлечением донорских пожертвований, потому что люди любят давать на что-то конкретное, поэтому мы последние года три активно участвуем в грантовых конкурсах.

– Как вы выбираете регионы для работы?

– Это зависит от направления деятельности. Если брать обучение по навыкам оказания паллиативной помощи, то степень востребованности одинакова везде – просто потому, что становление института ППД в стране еще только начинается. Поэтому при выборе регионов очень значима степень заинтересованности главных внештатных специалистов. Или же ориентируемся на партнерские НКО в регионах, которые ведут эту работу. Кстати сказать, вначале мы взаимодействовали именно с НКО, работающими с больными детьми. Они были точкой сбора – вовлекали государственные учреждения. Сейчас мы стараемся работать напрямую через главных внештатных специалистов, потому что все-таки конечная цель – это встроить паллиативную помощь детям в систему здравоохранения. НКО делают огромное дело, но сдвинуть эту глыбу силами общественных организаций маловероятно. Так что решение о выборе региона мы принимаем в зависимости от того, есть там действующие службы или нет, есть намерение их создавать или нет, насколько специалисты заинтересованы в том, чтобы осваивать новое направление.

По-хорошему работать нужно везде: и в областных центрах и в маленьких городах, потому что если создать детскую паллиативную службу на каждом квадратном километре страны маловероятно, то надо дать знания по паллиативной помощи всему первичному звену, особенно педиатрам, неврологам, детским онкологам. То есть тем, кто непосредственно сталкивается с заболеванием ребенка. Это реально, но страна очень большая.

– А идет навстречу сам персонал? Хотят обучаться?

– Вы знаете, учатся с большим удовольствием. Как это ни странно. Наверное, потому что в паллиативной помощи есть огромная гуманитарная составляющая. Мы же не учим педиатра быть педиатром, не учим особенностям ведения конкретных заболеваний, мы учим организационным подходам, этике. Люди для себя лично многое берут, потому что у всех есть дети, семьи, болезни. Кроме того, всегда находятся люди, которые заражаются идеей паллиативной помощи.

Мы не ставим себе задачу, что после каждого нашего семинара в регионе должны обязательно появиться выездная служба или паллиативное отделение. Это было бы чересчур амбициозно, потому что у нас нет рычагов воздействия.

Но во многих случаях после семинаров что-то вырастает, к нам начинают обращаться за практическими рекомендациями по телефону, скайпу, электронной почте, приезжают на консультации. То есть, обучение становится своего рода триггером перемен, и для нас это очень серьезный стимул, конечно.

– У меня был вопрос о том, существует ли какая-то система проверки результатов вашей деятельности. Но вы, по сути, уже ответили на него.

– Понимаете, формализованной системы нет, мы же не Минздрав. Вот чтобы мы приехали, а потом через 2 месяца что-то возникло – нет, но мы отслеживаем информационное поле, сами люди к нам приходят за экспертной помощью, но сказать, что это какая-то система – нет.

– Правильно ли я понимаю, что самая большая проблема – это отсутствие знаний у специалистов?

– Разве есть какая сфера нашей жизни, где это не так? Конечно, это самая большая проблема.

– Может, отсутствие желания?

– Желание можно спровоцировать. Потом, оно ситуативное: сегодня есть, завтра – нет. Кроме того, мы – люди – обычно не делаем того, чего мы боимся. А боимся мы того, чего не знаем. Так что это взаимосвязано. Конечно, нет специалистов, нет литературы, нет вообще понимания.

Что касается финансирования, то оно, конечно, помогает. Но паллиативная помощь не относится к числу высокотехнологичных, и вначале ее можно оказывать за какие-то достаточно скромные деньги. Другое дело, когда она начинает развиваться… Сейчас мы бьемся за минимум помощи. А минимум могут делать те же врачи, которые работают в поликлиниках, за те же зарплаты, если они понимают, что это такое и как действовать в той или иной ситуации.

– А законодательные изменения здесь играют роль?

– Безусловно. Да, в законе есть паллиативная помощь, но в формулировке «паллиативная медицинская помощь», что накладывает определенные ограничения. Потому что необходима именно комплексная паллиативная помощь, включающая социальный, психологический, духовный компоненты. И медикализация паллиативной помощи – не самый лучший вариант. Конечно, было бы идеально иметь отдельный закон о паллиативной помощи – для взрослых и детей – в котором были бы предусмотрены и регламентированы самые разные аспекты, в том числе связанные с взаимодействием между здравоохранением, социальной защитой, образованием и так далее. Нужны подзаконные акты, нормативные документы. Причем никто же не запрещает каждому из регионов разрабатывать свою собственную нормативную базу, если она не противоречит каким-то федеральным стандартам и нормам.

– Можете назвать три главных проблемы детской паллиативной помощи в России?

– Знания, понимание и этика. Знание и понимание – это разные истории. Знание – о том, что это такое, понимание – почему это важно, и это понимание должно опираться на внятные этические принципы. Очень странно звучит, я понимаю, но мы постоянно натыкаемся на эти проблемы. Будь то реанимация, будь то обезболивание или какие-то организационные вещи.

– Расшифруйте, что вы подразумеваете под этикой?

– Сейчас попробую. Мы – как общество – достаточно долго жили в режиме, который называется «у нас все хорошо». В режиме сильных, красивых, здоровых, всегда побеждающих. «Я другой такой страны не знаю». Что мы делали при этом? Мы прятали все некрасивое, больное, неприятное глазу, мы прятали немощных стариков, тяжело больных детей. Если говорить об организаторах социальной сферы, будь то здравоохранение, соцзащита и так далее, они должен пересматривать шкалу своих собственных приоритетов для того, чтобы в ней нашлось место всему некрасивому, неприятному, трудному.

Цивилизованность страны определяется двумя факторами: отношением к старикам и детям. Я обычно добавляю: к больным детям. Потому что приходится порой слышать и такое: «Что вы деньги на кладбище таскаете? Деньги надо вкладывать в здоровых». Понимаете, да? Это внутренние ценностные установки, которые очень тяжело и медленно меняются.

Люди же на себя не примеряют ничего: про болезнь не говори, на себе не показывай, про смерть не говори, как бы чего не вышло. Хотя при этом все прекрасно понимают, если уж ты родился, то нет других вариантов – рано или поздно умрешь. Только никто не задумывается, что умирать можно по-разному. Можно умирать в унизительном состоянии, мучаясь от боли, от антисанитарии, а можно по-человечески.

Важно ведь понимать, что даже самый-самый тяжелый ребенок все равно остается ребенком, имеет имя, семью, свои особенности, свои потребности.

Иногда на семинарах мы спрашиваем: вы знаете про Конвенцию о правах ребенка? В ней написано, что каждый ребенок имеет право на… А о каких детях идет речь? Обо всех детях? Или только о здоровых? И вот тут начинается обсуждение. Значит, каждый ребенок, например, имеет право на образование, а если это больной ребенок? Он уже не имеет право на образование?

– Вы работаете с родителями?

– Напрямую нет, но у нас есть публикации для родителей, и, если они выражают желание и готовность участвовать в наших мероприятиях, всегда пожалуйста.

– Я спрашиваю, потому что вы говорите об образовании и обществе. Оно ведь касается не только чиновников или людей, которые работают в медицинских организациях. Это в том числе касается и родителей, некоторые из них тоже так относятся к своим детям.

Памятка для членов семьи по совместному пребыванию с ребенком в ОРИТ О чем следует помнить родителям, находясь в отделении реанимации у своего ребенка

– Нас всех касается. В той же реанимации будет очень примитивно сказать, что мы сейчас поработаем со специалистами, и все будет хорошо. На самом деле проблем будет очень много, и они зачастую связаны с родителями. Вот знаете, до смешного. Недавно мы были в одной больнице в Москве. Там в операционном блоке родители могут находиться с детьми до момента, когда они засыпают, когда им дают наркоз, и потом в момент пробуждения сразу. Так вот, мама, которая пришла к моменту, когда ребенка выкатили, и она должна быть рядом с ним, падает в обморок. А почему? Ребенку нельзя было есть перед операцией сколько-то времени, и в знак солидарности с ним, в силу ложно понимаемого чувства долга мама тоже не ела, не пила, сидела, страдала. Переживала таким образом, выражала что-то. Но когда нужно быть в форме, она падает в обморок. Ей срочно глюкозу, нашатырь, половина сотрудников крутится вокруг мамы, а ребенок лежит один и просыпается. Вот это про что? Это все равно про отношения человеческие. Поэтому, конечно, надо работать со всеми. У нас есть специальная книжка для родителей по совместному пребыванию с детьми в реанимации – с советами, рекомендациями.

– Какие у вас планы или мечты?

– Планы или мечты? Чтобы выпал из пространства над нами какой-нибудь замечательный человек и сказал: «Вы делаете прекрасную работу, а у меня есть лишние много миллионов. Я готов регулярно давать вам кучу денег».

– А вы знаете, сколько вам нужно? Куча – это сколько в год?

– При том объеме, который у нас сейчас, это 15-20 миллионов рублей. В идеале должно быть раза в два больше, что позволит нам привлечь больше квалифицированных специалистов. Почему мечта так прозаична – об устойчивом регулярном финансировании? Потому что грантовое финансирование очень значимо, но оно съедает очень много времени и сил. А если снимается постоянное напряжение, связанное с поиском средств, то остается больше возможностей лучше и профессиональнее работать, продолжать делать то, что мы делаем. Наличие «донора мечты» позволит нам обучить больше людей и написать и перевести больше книг, позволит нам не просто на словах рассказывать о том, как в Великобритании или в Польше все устроено, а брать специалистов из самых разных точек нашей страны и отвозить их туда и показывать: вот, смотрите, оно работает так. Это очень мощный, хорошо действующий инструмент, когда люди своими глазами видят. Видите, у меня мечты такие, прагматичные…

Есть еще интересные темы, которыми мы пока еще не занимаемся, но вокруг них уже ходим. Например, перинатальная паллиативная помощь. И «Дом с маяком» об этом говорит, и Наталья Николаевна Савва, главный внештатный специалист Москвы по ППД, об этом говорит – нужно развивать перинатальную паллиативную помощь, степень значимости которой будет нарастать с каждым годом.

– Но вы сотрудничаете с другими НКО?

– Конечно, без совместных действий в этом поле обойтись совершенно невозможно. Например, по проекту «Открытая реанимация» у нас подписан договор о сотрудничестве с фондом «Вера», с фондом Хабенского и Агентством стратегических инициатив. А вообще я думаю, что паллиативной помощи в нашей стране не было бы, если бы не НКО.

Беседовала Юлия Полевая

Источник