Приемный ребенок 3 года воспитание

О разных возрастах приемных детей, воспитании и развитии рассказывает психолог фонда «Измени одну жизнь», приемная мама Ирина Гарбузенко.

От нуля до года

Ребенок в кровной семье появляется с нуля, поэтому отношения между приемным родителем и грудничком естественны.

В них сразу вырабатывается привязанность. Родители «донашивают» ребенка, у них есть время вырасти до мам и пап, научиться любить. Если будущая мама до принятия ребенка жила для себя, посвящала жизнь карьере, то ей надо быть готовой к кардинальным переменам.

Младенца необходимо год, а лучше два, нянчить самостоятельно, не полагаясь на нянь. Как правило, матери с грудными детьми быстро выгорают, ведь они должны целиком посвятить себя малышам.

Очень важно решить, кто будет помогать с малышом. Ребенок до года – это «кот в мешке». В этом возрасте нельзя диагностировать ряд заболеваний, предсказать, как будет развиваться и выглядеть ребенок в будущем. Беря младенца, мы как бы рожаем. Какого родила или приняла, такого и люблю.

От года до трех

У детей в этом возрасте уже «определяется» внешность. Родители могут поговорить с ребенком, узнать, что болит: зуб, глаз, живот. Видно, что ребенок может ходить и разговаривать.

Детям в этом возрасте снимают многие диагнозы, которые были поставлены при рождении. Ребенка уже можно отдать в детский сад, но надо быть готовыми к тому, что он будет отставать от сверстников. Этого не нужно бояться, дети в этом возрасте быстро нагоняют ровесников. Зато у малыша из детского дома к 3-м годам еще не будет кризиса трех лет: «Я сам», потому что он еще не привязан к родителям.

Перед усыновлением обязательно нужно узнать историю ребенка, и, исходя из нее, подойти к вопросам воспитания. Если малыш попрошайничал на улице – это одно, а если его воспитывала мама – другое. Ребенок, у которого в этом возрасте была привязанность к матери, легче поверит и пойдет на контакт с другим значимым взрослым.

От трех до шести

Это «волшебный» возраст, когда ребенка буквально распирает от любви. Он верит в сказки, но и впервые узнает, что есть смерть. В это время малыша нельзя начинать готовить к школе. Нужно его «напитать» максимальной любовью, потому что в будущем он будет много сил тратить на учебу. Это время игры, путешествий вдвоем, волшебных историй. Родители должны как можно больше времени посвящать ребенку, потому что это очень важный для него период.

У малыша впервые формируется представление о справедливости, добре и зле. Именно оно будет им двигать в будущем, когда он будет думать не головой, а сердцем. Первое время с ребенком нужно обращаться, как с грудным, то есть говорить – ты есть, и это счастье. Дальше он должен пройти возраст «от года до трех», когда усваиваются правила поведения и безопасности.

Но ему нельзя прививать академические знания, любая учеба должна быть в формате игры. В этом возрасте уже видно, что ребенок немного отстает в развитии. Он вряд ли сразу будет отличником, но отставание можно нагнать. Главное понимать, что малышу предстоит еще многое узнать, например, как выражать любовь.

От шести до 12

В этом возрасте главное – не сломать ребенка. Приемные родители берут на воспитание школьника, который не прошел предыдущие этапы взросления. С ним не нянчились, он не нагулялся, не получил достаточного количества любви, но ему уже предстоит отправиться на учебу.

Не нужно требовать от ребенка необыкновенных успехов. Главное, к чему необходимо быть готовым, – это к диалогу со школой.

Важно, чтобы родители всегда оставались на стороне ребенка и осознавали, что в первом классе нельзя многого требовать. Малыш из детского дома вряд ли когда-нибудь будет отличником в школе, зато он будет ходить в кружки, играть в футбол, обнимать и целовать маму, с радостью проводить время вместе и с удовольствием помогать по хозяйству.

Дети всегда хотят быть успешными, поэтому неудачи в учебе они компенсируют дома. В этом возрасте невозможно предугадать будущий характер ребенка. Нельзя ставить штампы, если, например, он украл деньги. Важно также не упустить здоровье: ребенок должен отдыхать, спать и хорошо кушать, а за ум можно взяться и в 10 классе. Очень важно слушать своего сына или дочь, так можно избежать многих ошибок.

От 13 до 15

В подростковом возрасте дети пересматривают ценности: им пора отделяться от взрослых, с которыми они срослись, поэтому они ищут в них недостатки. Если ребенок не найдет недостатка в маме или папе, то просто не сможет от них «отлипнуть», ведь как от таких хороших можно уйти?

Прежде чем брать подростка, нужно узнать, как ребенок попал в детский дом. Важно поговорить с работниками и волонтерами, потому что руководство может скрывать, что дети принимают наркотики и ездят домой, где видят, как родители употребляют алкоголь. Будущим родителям необходимо понимать, с чем они могут столкнуться.

Детям в этом возрасте в детских домах ставят хорошие оценки на занятиях, чтобы у них не пропала мотивация. Ребенок будет рассказывать потенциальным родителям те вещи, которые они хотят от него услышать. Если папа скажет, что любит читать, то подросток повторит. Но это не так, потому что чтение – это удовольствие, а в детских домах его получают иначе.

Первое время дети хорошо себя ведут в приемной семье, но потом они начинают проверять «границы». Если мамы и папы взяли подростка, то не должны сразу «закручивать гайки». Наказания будут только ухудшать ситуацию, так как это унижение, а в прошлой жизни у сирот этого было слишком много.

Принимающая семья становится профессиональной. Приходится сдерживаться, следить за своими поступками, словами, повышать квалификацию. Важно знать телефоны учителей и детских комнат милиции, контролировать, куда пошел ребенок и с кем он дружит. Простроить теплые, уважительные отношения. У подростка обязательно должна быть своя комната, чтобы он мог почувствовать себя «в домике».

Если отношения налажены и накладок нет, то нужно переходить к следующему этапу – посмотреть, в каких сферах лучше всего развивается ребенок и предложить ему записаться в секции. Со временем детдомовские привычки начнут исчезать, сгладятся, ребенок станет похож на приемных родителей.

Ребятам из детского дома необходимо привить понимание, что они не несчастные сиротки, которых нужно жалеть, и государство не вечно будет им помогать, а материальные блага появляются благодаря труду. Приемные родители также должны быть готовы к тому, что ребенок будет их сравнивать с кровными родственниками, тут хорошо бы с одной стороны не перехвалить кровных родственников, а с другой не обидеть подростка плохими словами о его семье.

От 15 до 17

Отношения с детьми старшего возраста – это своеобразное супружество. Ребенок думает, что уже сложился, на самом деле еще не осознал, кто он и что делать дальше.

Родители, решившие взять юношу или девушку, обязательно должны для начала попробовать гостевой режим. Желательно для этого выбрать период летних каникул. Все подростки в это время – дети, которые долго спят, хорошо едят, веселятся и гуляют.

Скорее всего, придется подыскать хороший колледж. Подростку необходима своя комната, в которую он всегда сможет вернуться, а мамы и папы должны дать ему уверенность, что он больше не один, и у него есть семья.

Нужно вырабатывать в юношах и девушках самостоятельность, учить просить помощи, потому что наши дети этого не умеют. Мы как сторонние наблюдатели можем подсказать, прекратить правонарушение, но заставить не в силах.

Любовь и терпение. И не забывать заботиться о себе и близких.

Портал changeonelife.ru – крупнейший ресурс по теме семейного устройства, который каждый день помогает тысячам людей получить важную информацию о приемном родительстве.

Родители читают экспертные материалы, узнают об опыте других семей и делятся своими знаниями, находят детей в базе видеоанкет. Волонтеры распространяют информацию о детях, нуждающихся в семье.

Если вы считаете работу портала важной, пожалуйста, поддержите его!

Поддержать портал

Источник

Автор книги “Когда я родился, тебя не было, мама!” усыновила мальчика из дома ребенка в конце 80-х. Спустя 15 лет она описала свой опыт, достижения и трудности, с которыми пришлось столкнуться. В то время психологическая помощь приемным родителям еще не была налажена, и многое приходилось познавать методом проб и ошибок.

Школьные проблемы приемного ребенка

Когда я оформляла документы на Алешку, мне предложили “убавить” один год, сказав, что так поступают многие приемные родители. Я отказалась, ответив, что мы быстро догоним сверстников – с интеллектом у Алешки было все в порядке. Увы! Мне не объяснили, что интеллект и психика – две большие разницы, и что отставание в общем развитии “ликвидировать” гораздо легче, чем отставание в развитии психологическом.

Сама я поняла это, только когда настала пора идти в школу. В 7 лет мой сын оставался пятилетним ребенком. Все тесты, положенные первоклашке, он проходил, подтверждая, что с развитием, памятью, вниманием, логикой у него нормально. Но вот отношение к занятиям, дисциплина, необходимость сидеть полчаса за партой и слушать учителя… Заставьте пятилетнего малыша высидеть урок: он будет вертеться, вставать, разговаривать. Именно так и вел себя Алешка. Ничего, кроме раздражения, он, естественно, у учительницы не вызывал. Нас не спасли ни его отличная память, ни развитое воображение – к концу первого класса мы прочно заняли место самого слабого “троечника”.

Вот тут-то я и пожалела, что не изменила дату рождения – лишний год до школы нам бы очень не помешал. Еще пожалела, что не оставила Алешку еще на год в детском саду. Такой вариант предложила мне умная и опытная заведующая, видевшая, что к школе ребенок совершенно не готов. Алешка уперся: “Хочу в школу!” И я пошла у него на поводу. Ну, и получила по полной программе.

Все одиннадцать лет в школе я постоянно доказывала учителям, что ребенок у меня золото, только вот неусидчивый очень. Винила себя – вырос, мол, в творческой среде, вот и раскован не в меру. А проблема упиралась в то, что, запустив первоначальные знания, мы так и не догнали программу. Заставить Алешку делать уроки первые два-три года было практически невозможно. Выручали хорошая память и сообразительность, но когда начались математика, физика, химия – начались и “двойки”.

Особенно тяжело пришлось с русским. Имея богатый словарный запас (у Алешки правильная речь, он не путает ударения, не употребляет слов-сорняков, легко каламбурит) и легко поддерживая разговор даже со взрослыми, он пишет с ужасным количеством ошибок. Не помогли ни наказания, ни тренировки по переписыванию текстов и домашние диктанты, ни занятия с репетиторами.

Преподаватель литературы и русского в 11-м классе объяснила мне, что скорее всего это дисграфия, которая может быть последствием каких-либо психологических травм (уж мне ли не знать – каких!), и что исправить подобную неграмотность можно лишь в начальных классах. Но в начальных классах мой ребенок вызывал стойкую аллергию своим поведением, и легче (а возможно, и приятнее) было ставить ему плохие оценки, чем пытаться помочь освоить грамоту.

С тем и идем по жизни. Когда Алешка писал первое в своей жизни заявление о приеме на работу (дело было в школьные каникулы), я просто ушла из кабинета – пусть сам краснеет! Одно утешает: есть масса профессий, где знание грамматики и орфографии не обязательно. В общем, трагедию из этого факта мы не делаем, пытаясь приспособиться к обстоятельствам (в частности, получить хоть какое-то образование). Но если бы мне кто-то умный объяснил в свое время, что к чему, я сэкономила бы массу времени, средств и сил, а также нервов – как своих, так и чужих.

Психологические проблемы

Вообще-то во всех нормальных странах с приемными родителями работают психологи. Их помощь просто незаменима, особенно в первое время. Хорошо, конечно, что я начиталась книг по психологии, что среди моих друзей есть многодетные мамы и папы и что у меня есть друзья – профессиональные педагоги и психологи. А если человеку не с кем посоветоваться, если его жизненный опыт невелик и если психологией он не увлекался и умных книг не читал? (Забегая вперед, скажу, что огромным шагом стало создание школ подготовки приемных родителей. Теперь кандидаты в родители проходят обязательную подготовку, а семьи, в которых уже есть приемные дети, могут получать консультации и проходить тренинги. Главное, не надо этого бояться и, что еще важнее, не надо закрывать на проблемы глаза. Сами по себе они не решатся.)

Я, например, виню себя в том, что ничего не делала, чтобы справиться с инфантильностью сына. Он очень долго был наивен, в том числе и в суждениях. В шестнадцать он обладал психологией четырнадцатилетнего подростка, в восемнадцать оставался в душе пятнадцатилетним! И как мне было объяснить это той же призывной комиссии? Какие справки собирать, чтобы ему дали отсрочку от армии? Мотив – “до повзросления”?

Ну ладно – это не смертельно, есть даже категория вечных мужчин-детей. Но помощь психолога замещающим родителям нужна и по более серьезным поводам. Меня, например, умиляло, что Алешка всегда приходил после наказания просить прощения. А оказалось, что приемные дети всю жизнь живут с чувством вины в душе. Узнала об этом случайно, когда моя приятельница-психолог принесла почитать перевод отчета об исследованиях американских психотерапевтов. Они сделали вывод, что большинство приемных детей, даже став взрослыми, переживают свою отверженность. “Раз меня оставили, значит, я плохой” – с этим они идут по жизни! Неуверенность в себе, самокопательство, склонность к суицидам – вот чем это оборачивается.

Господи! Да знала бы я раньше, постоянно внушала бы сыну, что он самый хороший! А я? Накажу его, маленького, он проревется, как и все дети, а потом придет, сядет ко мне на колени, прижмется и, заглядывая с мольбой в глаза, начинает просить прощения. Правда, я его всегда успокаивала, начинала целовать, гладить по голове и объяснять, что мама наказала его за один, конкретный поступок, а на самом деле Алеша хороший, он будет слушаться маму…

Наверное, чисто интуитивно я понимала, что Алешке требуется большая, нежели его сверстникам, уверенность в себе, поэтому в детстве у нас была такая игра. Он устраивался у меня на коленях или подкатывался ко мне под бок, я прижимала его к себе и на ушко начинала перечислять все его достоинства. Вспоминала все: Алеша у меня очень веселый, хохотун, певун, очень ласковый, мамин помощник, главный дружок, звонкий петушок, кушает все-все-все, глазки моет каждое утро… Иногда достоинств набиралось не один десяток! И я говорила: “Вот какой у меня замечательный ребенок. Подумаешь, не слушается иногда – это с каждым бывает. А вот такого характера ни у кого нет. Повезло маме с тобой!”

В начальных классах эта игра превратилась в своего рода психологический тренинг. Замордовали Алешку основательно. Во втором классе, придя из школы, он начинал ходить за мной с выражением брошенного щенка на лице и, заглядывая с мольбой в глаза, то и дело спрашивал: “Мамочка, ты меня любишь?”. Иногда, когда я сажала его к себе на колени и начинала рассказывать, какой он хороший и как много у него хороших качеств, он перебивал меня: “А в школе сказали, что я идиот”, или: “А учительница меня дураком назвала”.

Слава Богу, у меня хватило ума перевести его в другую школу – в третьем классе Алешка перестал комплексовать так сильно, и наших домашних “похвалушек” стало достаточно для того, чтобы он начал верить в себя. Но даже позднее, в старших классах, у него случались приступы самобичевания, и тогда я безудержно начинала хвалить его. А присказка: “Что бы я делала без тебя?!” – это сущая правда. И Алешка знает об этом, хоть и язвит: “Что – орать было бы не на кого?”

Наказания и другие способы воспитания

По поводу “ораний”, наказаний и прочих воспитательных мер. Не знаю, правильно ли это с точки зрения психологии и педагогики, но ругать и наказывать Алешку я стала по принципу “как своего”. Одна из моих приятельниц как-то сказала: “Вот вырастет он и скажет тебе, что ты наказывала его потому, что он – не родной”. На что я ей ответила: “А я ему скажу, что никогда не чувствовала его неродным, потому и наказывала. Всех детей наказывают, чем он хуже?” Это действительно так. Я не хотела, чтобы Алешка вырос избалованным, эгоистичным, не уважающим общепринятые нормы поведения. К тому же у нас в доме не было “жесткой мужской руки”, и мне приходилось быть и матерью, и отцом, то есть проявлять не только мягкость, но и твердость.

Что касается крика… Я эмоциональный человек, и громкий разнос – это скорее демонстрация обиды, недовольства, нежели наказание. Алешка это понял довольно рано, и для него гораздо большим наказанием было мое молчание. Когда я молча выходила из комнаты, он тут же чувствовал, что я обиделась, и бежал следом на кухню: “Мусечка, ну не сердись, сейчас все сделаю”.

Думаю, что в наказании главное – адекватность. Нормальная мать не схватится за ремень, если ребенок разбил чашку. Если ребенок плохо ест, глупо ставить его в угол – он будет только рад, что его увели из-за стола. Я, например, просто молча снимала Алешку со стула: “Все, иди в комнату”, – когда он начинал капризничать и говорить, что он это не будет есть. Не будешь? Не надо, оставайся голодным. Тут же бежал обратно: я передумал, я буду кашу, она вкусная. К слову, Алешка вырос совершенно не привередливым к еде, ест все что дадут, да еще и нахваливает.

Запомнился и другой прием воспитания. Он очень разбрасывал по комнате игрушки, а убирать их не любил – как и все дети, наверное. В каждой семье решают этот вопрос по-разному. Кто-то считает, что легче самому убрать, кто-то ругает ребенка и заставляет прибраться чуть ли не силой. Я поступила проще. Не хочешь – не убирай, я унесу все игрушки в подвал, тогда и заставлять тебя наводить порядок не надо будет. Собрала в коробку и вынесла.

Через день Алешка упросил принести игрушки обратно, после этого какое-то время складывал их на место, а когда снова начался бардак, я молча стала собирать их в коробку. Он вцепился в мою руку и, чуть не плача, стал просить не уносить игрушки: “Я уберу их, мамочка, уберу”. Не скажу, что мой ребенок педант и каждая вещь у него имеет свое место, но относительный порядок он поддерживает, время от времени вываливая, например, учебники и тетради из шкафа на пол и начиная наводить чистоту. Делает это сам, без моих напоминаний.

Особенности детей из детских домов

Повторю: возможно, это неверно с точки зрения педагогики, но определенная твердость, даже жесткость в ограничениях на первых порах нужна непременно. Когда я дожидалась своей очереди на получение документов по усыновлению в органе опеки, рядом со мной оказалась супружеская пара, приехавшая оформлять усыновление еще одного малыша. Первый, мальчуган лет четырех, носился тут же по коридорам. Он был шумным и очень подвижным, совсем не слушал, что ему говорит мать, в общем, вел себя как избалованный и непослушный ребенок. Я тогда еще подумала, что его совершенно не воспитывают, вот и растет озорником. Как оказалось, дело не в этом.

Я на собственном опыте убедилась, что ребенок, взятый из дома ребенка не грудным, с уже сложившимся стереотипом поведения, трудно управляем. Он может бояться, но это не будет послушание и уж тем более понимание, что можно, а что нельзя. Его может остановить только страх перед наказанием. В самый первый день, дома, за обедом я протянула руку, чтобы погладить Алешку по голове – за то, что так аккуратно и с аппетитом кушает. А он моментально прикрыл голову руками и сжался. Его не гладили по голове, а били!

Страх жил в нем долго, но мои просьбы и простое слово “нельзя” он упорно игнорировал. Никто ведь не объяснял ему, что, к примеру, залезать на диван в грязной обуви нельзя – дивана в его жизни не было, поэтому он и не понимал, почему я сержусь. Или: почему нельзя бегать по салону трамвая, почему надо сидеть? Он вырывал руку, падал на пол, когда трамвай резко тормозил, я готова была его убить, потому что в детский сад мы приезжали грязными, – но общественный транспорт вошел в его жизнь слишком поздно, и Алешка не сразу понял, как надо себя вести.

А сколько игрушек он переломал, сколько книжек изорвал, прежде чем в его сознании утвердилось такое понятие, как “мое”! Это чужие вещи не жалко портить, свое же обычно берегут. Но у ребенка, знавшего только казенный дом и казенное имущество, бережное отношение к вещам напрочь отсутствовало. Если ты не захватишь игрушку, ее захватит другой. Кто-то другой будет играть и сломает твою любимую машинку. Так что ничего страшного, если ее сломал я – зато успел поиграть.

Он долго не мог поверить, что у него есть собственный дом, своя – только его! – мама. В детском саду, когда я приходила за ним, всем родителям и детям, что находились в тот момент в раздевалке, он с гордостью объяснял: “Моя мама!”, “Это моя мама!”. А дома подходил, например, к двери и спрашивал: “Это моя дверь?”, “Это мой стул?”. Его удивляло и радовало, что есть своя тарелка, чашка, тапки. “Мое! Мое!”, – мог гордо демонстрировать он гостям ту или иную вещь. Но в промежутке между удивлением и осознанием он успел перепортить кучу всего. Небрежность к вещам, к слову, осталась и по сей день.

Да что там говорить! В три года Алешка не знал массу элементарных вещей! Сначала он называл мамой не только меня, но и моих подруг, воспитательницу в детском саду, даже чужих женщин, сидящих рядом с ним в транспорте. Смысла слова он просто не знал, видимо, полагая, что так надо обращаться ко всем тетям. Он не знал, что такое “пойти в гости”. И что такое день рождения, Новый год. Кто такие Дед Мороз или Чебурашка. Вначале он спрашивал, показывая на картофелину: это яблоко? И свеклу тоже считал яблоком. Он смело бросался на проезжую часть, прямо под машины, потому что никогда раньше не видел их, не знал, что это опасно.

К книжкам приучала с большим трудом. Сначала научила смотреть картинки. Потом стала рассказывать, что на них нарисовано. И только спустя почти год он научился слушать чтение.

Он не умел даже целоваться! Его первая ласка была казенной, как и вся жизнь до этого: примерно неделю спустя после того, как он уже жил у меня, Алешка… погладил меня по голове. А первый поцелуй выглядел так: он ткнулся носом в мою щеку, потом еще и еще, но так и не догадался коснуться губами. Зато потом бабушка звала его не иначе, как “лизуля” – оказалось, что он очень ласковый, чуть что – лезет целоваться, любит, когда целуют его. Ту ласку, что недобрал в первые годы жизни, он добирал потом долго-долго.

Был у нас и другой “бзик”. Алешке не довелось поездить в колясках, и потому он смотрел на них восторженными глазами и тут же цеплялся за ручки, помогал везти. Мамам я объясняла, что сын без ума от техники, не иначе – вырастет автомобилистом, но понимала, что дело в другом. Пару раз знакомые позволили ему залезть в коляску, но Алешка был уже большим, не помещался, ему было неудобно, и он постепенно охладел, стал относиться к коляскам спокойно. А вот на санках его возили даже классе в третьем, просил бабушку покатать его. Бабушка ворчала, что, мол, жених уже, однако катала.

Кстати, и на коленях сидел, что называется, до упора. Последний раз забрался ко мне на колени классе в восьмом. Сложился, словно перочинный ножик, и все равно не поместился. Я рассмеялась: “Все, Алешка, кончилась лафа”. И что? Стоит мне теперь сесть на диван, как ребенок тут как тут, голову на колени и требует: “Гладь меня”. Жмурится как кот, только что не мурлычет. Еще любит положить голову ко мне на колени, и чтобы я гладила ему спину. Успокаивающий массаж, объяснила мне подруга-врач. И поглаживание, столь необходимое ему, и сосание пальца – признак внутренней, скрытой тревоги. На подсознательном уровне у него не проходит мысль о том, что его бросили.

Окончание следует.

Источник