Истории как у меня умер ребенок ему было 3 года
Потерять ребёнка – кажется, самое страшное, что может случиться с родителями. Наталья Ремиш записала истории двух женщин, которые потеряли своих детей. Дочь Евгении умерла полтора года назад. Сын Натальи – полтора месяца назад. Обе они до сих пор пытаются принять случившееся и найти в себе силы жить дальше.
Полезная рассылка «Мела» два раза в неделю: во вторник и пятницу
«Я думала о смерти всех вокруг, но не думала, что моя дочь уйдёт раньше меня»
Евгения Старченко, полтора года назад у неё умерла дочь Ника (4 года 8 месяцев)
Ника умерла полтора года назад. Всё это время я живу одна. После похорон тоже пошла домой одна. Сестра предложила пойти к ним, но я сказала, что пойду домой, и никто не настоял.
О том, что случилось
1 января 2017 года у Ники поднялась высокая температура. Приехала «скорая», сбила температуру и уехала. Дочь жаловалась на головную боль. На следующий день она уже ничего не ела, хотя температура была в норме. Её неожиданно начало рвать. Я снова вызвала «скорую», нас увезли в больницу. В ночь со 2 на 3 января случился приступ эпилепсии, дочь поместили в искусственную кому. Врачи не понимали, что происходит. В итоге – отёк головного мозга. И нас просто отправили домой.
Я странно всё это переживала. Дочь умерла 9 января, через неделю я сидела в театре, через две – улетела в Германию на десять дней работать на выставку переводчиком. Оттуда улетела к бывшему мужу. Мы с ним расстались до смерти дочери. Когда она попала в больницу, он меня поддерживал и был рядом. Её смерть нас ненадолго объединила, а потом разъединила снова.
О принятии
Мне кажется, я всё ещё прохожу какие-то этапы принятия, всё это напоминает карусель с эффектом спирали. Все эмоции видоизменяются, какие-то усиливаются, какие-то становятся слабее, но всё идёт спиралью наверх. Иногда сижу на работе, резко встаю, убегаю, рыдаю в туалете и возвращаюсь. Я всегда «недосчастлива». Могу засмеяться, могу даже пошутить на тему смерти, но не могу сказать, что нашла какой-то рецепт. Просто стараюсь не думать. Вообще ни о чём. Зачем дышу, зачем режу хлеб. Пустота в голове.
О реакции людей
Чаще всего мне советовали «забеременеть ещё раз». Но ребёнка нельзя заменить. Есть мало людей, которым я могу позвонить и поговорить про Нику. Мои родственники избегают разговоров о ней, сестра начинает сразу нервничать. Многие люди, которых я считала близкими, просто отвалились. Перестали звонить, исчезли.
О правильной поддержке
Не было таких слов, которые облегчили моё существование, но я очень благодарна людям, которые были искренними со мной в то время. Одна моя подруга, у которой трое детей, подошла и сказала: «Жень, прости, но я очень рада, что это не мои дети». Это было для меня гораздо более понятно, чем попытки объяснить, как такое может произойти.
Один мой друг, с которым мы последние годы поздравляли друг друга только с днём рождения, когда узнал о случившемся, начал присылать мне простые сообщения: «Ты сегодня завтрак поела?», «Иди погуляй, только шапку надень, там холодно сегодня». Меня это очень поддерживало.
Другая подруга кидала сообщения «Выставка тогда-то, жду тебя во столько». Я, как на автомате, шла туда. Она суперзанятой человек, я не понимаю вообще, как она находила время. После выставок, театров и спектаклей мы с ней еще полтора часа пили чай и просто разговаривали обо всём
Чего не стоит говорить
Ничего не надо говорить. Просто спросите «Что ты делаешь? Дома? Всё, я еду». Будьте рядом, и этого достаточно. Я каждый раз была благодарна, когда кто-то приезжал просто попить кофе.
Пожалуйста, не задавайте этот ужасный вопрос «Как дела?». Я до сих пор не знаю, как на него отвечать
Впадала в ступор: «Знаешь, всё нормально, только у меня больше нет Ники». Вопрос «Как ты себя чувствуешь?» такой же. И не надо говорить «Если что, звони». Скорее всего, человек, переживающий сильное горе, не позвонит. Ещё меня веселили фразы «Только глупостей никаких не делай».
О воспоминаниях
Однажды я обратилась к психологу, и она задала мне очень хороший вопрос: «Что бы ты хотела оставить себе от общения со своей дочерью?». Я хочу оставить себе возможность смотреть на мир её глазами, потому что она научила меня смотреть на этот мир.
1 января мы с дочерью открыли подарки, собирали лего, она построила дом и сказала: «Мама, я не успела поставить двери и лестницу». После её смерти я поставила за неё эти двери и лестницу. Это единственная игрушка, которая осталась дома. Всё остальное я вынесла из дома, даже фотографий почти не осталось. Есть только одна, чёрно-белая.
Помню, Ника выступала на празднике в саду, и я сказала Вадиму, её отцу: «Приходи, больше таких моментов не будет». После её смерти я очень переживала, что так сказала. Хотя понимаю, что это всего лишь слова.
О том, как жить после
Иногда я могу разговаривать с друзьями про их детей, а иногда меня клинит. Я заворачиваюсь в «креветочку», как я это называю, и просто молчу.
Я не представляла, сколько во мне силы, пока это не случилось. Мне кажется, что мне дали третью жизнь. Первая моя – «официальная» на работе, вторая – жизнь с ребёнком, а третья – жизнь без неё. Смерть – это очень страшный трамплин во что-то новое. Смерть – одна из возможностей видеть мир. Если я осталась жива, значит, мне надо что-то ещё хорошее сделать. Как бы то ни было, я понимаю, что жизнь не закончилась. И мне хочется жить дальше.
«Я до сих пор виню себя за то, что продолжаю жить дальше, без него»
Наталья Малыхина, полтора месяца назад у неё умер сын Гриша (4,5 года)
О том, что случилось
14 мая был отличным днём. Мы с коллегой начали съёмки курса для мам по развитию детской речи. Вечером мы вместе сидели на кухне и обсуждали, как здорово прошёл день. Дети были с нами. Гриша выбежал из кухни, как я думала, в детскую. Через несколько минут – стук в дверь. Стучали соседи с криками, что ребёнок выпал из окна. Мы ничего не видели и не слышали. Я до сих пор не понимаю, как это случилось. Зачем он полез на это окно. Но это факт: наш очень осторожный ребёнок выпал из окна и разбился.
Скорая и детская реанимация приехали быстро, их вызвали соседи. Гришу подключили к искусственной вентиляции лёгких и отвезли в реанимацию. Это был второй раз, когда мы оказались с ним в больнице: первый раз, когда он родился, и вот в тот день. Гришу оперировали пять часов. Нейрохирург вышел к нам и сказал, что повреждения сильнее, чем он думал. Шансов не было: мозг погиб при падении, кровоснабжение восстановить не удалось.
О чувстве вины
Чувство вины и сейчас накрывает. В первую очередь за то, что мы продолжаем жить без него. Как будто бы он не был для нас важен. Но он до сих пор важен. Очень важен!
Ещё чувство вины, что мы не уберегли его. Я всегда считала нашу квартиру безопасной. В детской мы поставили вторые рамы. Поэтому за окно в детской я была спокойна. В спальне на подоконнике стоят цветы в больших цветочных горшках. Он вылетел прямо с москитной сеткой.
О втором сыне
У нас есть второй ребёнок, ему два года. О том, что его брат умер, я смогла сказать только спустя неделю после похорон. Просто произнесла это слово. Не объясняя. Понимаю, что эта тема будет расти вместе с ним. И мы будем возвращаться к ней всё время. Он всю свою жизнь жил с Гришей, ни дня без него не был. Конечно, он скучает. Я говорю, что тоже скучаю и понимаю, что он хотел бы играть с Гришей, вместе купаться в ванной, играть.
О поддержке
Мы провели с Гришей в реанимации шесть дней. Все врачи и медсёстры были очень корректны и внимательны. Родные и друзья тоже очень поддерживали.
Я пишу про Гришу в инстаграме. Меня поддерживает много людей, которых я даже не знаю лично. И для меня это неожиданный ресурс. Меня зовут в гости, чтобы отвлечь, предлагают вместе погулять в парке, сходить в храм, пишут много тёплых и важных слов.
Есть люди, которые вроде бы были близки, а сейчас делают вид, что не знают о трагедии или что ничего не случилось. Я понимаю, что нужно огромное мужество, чтобы быть рядом в таком горе. У всех своя жизнь. Я вообще поняла, что делиться горем куда сложнее, чем счастьем. Как-то стыдно, что ли. У человека всё хорошо, и тут ты со своим горем. Это неправильно. Я благодарна всем, кто пишет и спрашивает, как мы. Значит, они готовы услышать и значит я могу поделиться. И вместе поплакать.
О горе и потере
Важно проговаривать и делиться горем. Говорить с профессионалом, на мой взгляд, правильнее. Мы сразу искали с мужем терапевта. Я сама встретилась с шестью. Это оказалось довольно тяжело.
Два терапевта откровенно плакали на нашей встрече, а я понимала, что я не готова сидеть и утешать врача
Я поняла, что потеря и травма – разные процессы. Сначала надо учиться жить с потерей, а потом уже работать с травмой (самой трагедией). Сейчас важно восстановить более или менее привычный режим дня, проанализировать окружение (людей и события). Чтобы проживать горе, нужно много сил. Важно обеспечить себе эти силы – для начала сон и еду.
О поддержке мужа
Мы вместе, и это самая большая поддержка для меня. Муж тоже занимается с терапевтом. Если для меня ресурс – поплакать с подружкой, то для него – сходить на спорт. Это не значит, что ему меньше больно. Просто мы переживаем своё горе по-разному.
О принятии
Принятие – это не одобрение или смирение. Это просто осознание, что ребёнка больше нет. Когда перестаёшь покупать игрушки и новую одежду. Когда не заказываешь в кафе еду для него, ставишь на стол три тарелки вместо четырёх, не ходишь на занятия, на которые ходили с ним. Ты это принимаешь. С бесконечными слезами, но принимаешь. Но будущего пока нет. Совсем. И неизвестно, когда оно наступит.
Забытье приходит только, когда максимально погружаешься в бытовую реальность, делаешь что-то здесь и сейчас: общаешься с ребёнком, с мужем, что-то читаешь, пишешь, разговариваешь с кем-то.
Я поняла, что важно заниматься телом, так как тело мгновенно превращается в панцирь. Плавание, массаж, йога, зарядка дома – всё что угодно.
О жизни после
Благодарна Грише за то счастье, которым он наполнил нашу жизнь. Это было замечательное время. Я понимаю, что плачу не только по нему, но и по своим «планам» жизни с ним. Мне очень бы хотелось жить с ним. Повести его в школу, смотреть, какую профессию он выберет, как создаст семью и каким будет в этом. Это безумно интересно. Я хотела, чтобы было так.
Всё больше думаю, что окно – просто способ. Но возможно, это как раз способ уйти от чувства вины. Но я точно знаю, что, если бы на окне были замки, – всё было бы по-другому.
Фото: Shutterstock (Dan Race, Kishivan)
Источник
Тему смерти близкого человека, а тем более ребенка, нередко считают неудобной и предпочитают обходить ее стороной. Однако совсем замалчивать ее нельзя. В рамках программы «ЗаДело» люди, не побоявшиеся рассказать о своей утрате, делятся тем, как они пережили смерть ребенка и как стоит вести себя с человеком, попавшим в такую беду.
История Ольги и Глеба
Ольга 3 года назад потеряла своего первого ребенка Артема. Женщина рассказывает, что беременность шла нормально, ребенок был доношен, но у него не раскрылись легкие. Ольга часто вспоминает фразу акушерки «Твой ребенок не жилец», которая ей долго снилась в кошмарах. Самое страшное для женщины было смотреть, как счастливые мамочки выписываются из роддома с шариками и поздравлениями и осознавать, что она не сможет побывать на их месте. Когда Ольга и Глеб забрали тело ребенка из больницы, его решили кремировать, а прах развеять. Молодые люди хотели сделать это как можно скорее, однако в крематории им сказали, что сделать срочную кремацию невозможно.
Скриншот из программы «ЗаДело»
У Артема нет места на кладбище, но Ольга и Глеб вместе со своим вторым ребенком ходят в парк, где такие же родители высадили целую аллею с деревьями в память об умерших детях. Женщина показывает маленькое деревце с бледной оранжевой ленточкой с именем Темочка.
Создать такую «Аллею памяти» предложил фонд «Свет в руках». Это практически единственная организация в России, куда могут обратиться родители, которые потеряли ребенка во время беременности или сразу после его рождения. Ольга называет эту идею «способом помнить по-другому», не накапливая трагичные воспоминания в себе.
История Максима и Насти
Скриншот из программы «ЗаДело»
Максим и Настя, потерявшие сына во время беременности, тоже приходят на эту аллею. Максим вспоминает, что его сын с ним попрощался – мужчина почувствовал его последние четыре пинка. После смерти Даниила прошло уже полтора года, но видеть чужих детей молодой паре все так же сложно. Но ни об этом, ни об их умершем ребенке никто с ними не говорит, даже друзья и родные. Максим признается:
«Нам очень хочется, чтобы в сердцах людей, которые важны для нас, любовь побеждала страх».
По словам мужчины, для него очень важно, чтобы люди говорили с ними об их потере и не стеснялись слушать. Таких людей Максим и Настя нашли на встречах группы поддержки благотворительного фонда «Свет в руках». Там они получают не только помощь психологов, но и возможность пообщаться с родителями, пережившими такую же утрату. Людям очень важно почувствовать, что они не одни оказались в такой ситуации и их переживания нормальны.
Опыт руководителя фонда Александры Фешиной
Руководитель благотворительного фонда «Свет в руках» Александра Фешина всегда говорит, что она мать четверых детей, хотя ее третий ребенок умер во время родов. Женщина признается, что, только пережив собственную потерю, она узнала, что дети могут умирать в младенчестве, а в стране нет выстроенной системы помощи родителям, попавшим в такую беду.
«Я также столкнулась с тем, что люди вокруг меня, включая мою семью, не готовы даже обсудить это и делают вид, что этого не произошло».
Такая реакция окружающих особенно тревожила Александру. Ее мама, не смогшая выразить дочери соболезнования, даже не присутствовала на похоронах. По признанию женщины, эта тема и сейчас является для ее матери запретной. Она до сих пор не готова признать, что умерший ребенок – тоже ее внук, а Александра не может отказаться от этого.
Скриншот из программы «ЗаДело»
После пережитой потери Александра начала искать в интернете похожие случаи и наткнулась на женские форумы, где эта тема поднимается. Она увидела, что слезы переживших потерю мам льются годами и десятилетиями, но помощи им не поступает. Тогда и возникла идея сделать сайт, где можно было бы найти всю нужную информацию (как, например, организовать процесс похорон и распространяется ли на умершего ребенка материнский капитал). Еще одна проблема – врачи, которые сами не всегда знают, как вести себя в подобных ситуациях. Тогда Александра решила вместе со знакомым психологом ходить по роддомам и разговаривать об этом с врачами.
Руководитель фонда призналась, что после смерти ребенка ее окружение сильно поменялось.
«Были люди, которые боялись даже ко мне подойти или позвонить. Были и те, кто, видя меня, переходили на другу улицу».
По словам Александры, смерть ребенка – это самое страшное и нелогичное, что может произойти в жизни, потому что дети не должны умирать раньше своих родителей. Но проблема в том, что люди даже не знают, как можно поддержать человека, потерявшего ребенка. Поэтому важная задача фонда – вести просветительскую деятельность, научить людей разговаривать о потере и разделять переживания. К созданию фонда подключилось около ста человек, каждый из которых понимал, что, вкладывая что-то в фонд, он проживает свою боль.
Горячая линия фонда: 8-800-511-04-80
Сайт фонда по этой ссылке.
Интересно? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал ОТР Яндекс.Дзене
Источник
Случайно наткнулась на ветку, не хотела заходить, бередить рану.
17 февраля 2008г. – самая страшная дата в моей жизни, умерла моя 8-летняя дочурка.
Умерла от гриппа, температура 39 и выше, врач со скорой отказал в госпитализации, мотивируя тем, что в стационаре нет места, и туда берут только грудничков, даже несмотря на то, что она инвалид детства -ДЦП с гиперкинезами.
Сделал 2 укола (один от температуры, второй – от судорог), проверил назначение педиатра (мы уже лечились на дому от гриппа), одобрил, и уехал.
Мы с мужем в 12 часов ночи побежали в аптеку, купить те лекарства, которые прописал врач.
Обтерли дочурку водичкой с уксусом, напоили лекарствами, и стали следить за ней. Где-то через час температура снизилась, дочь уснула, время было 1-2 часа ночи. Впервые за эти дни, до этого капризничала, хныкала.
С ней спал папа, т.к. в эти же дни мы с сыном повторно заболели гриппом (был какой-то вирус гриппа, который повторно через проявлялся) и спали с ним в другой комнате.
В 3 часа ночи я проснулась, в доме тишина, хотела зайти в комнату к дочери и не знаю, почему, но не пошла. Легла и сразу уснула, до этого дня у меня самой и у сына (ему было тогда 2 года) была температура.
А папа сам следил за дочуркой, ночью она спала, а утром в 6 часов он проснулся на работу, смотрит дочь спит, но он все равно решил разбудить ее и напоить чаем. Чай она выпила, вырвала, он держал на руках, и она открыла глаза, молча на него посмотрела, и закрыла снова глаза.
А потом я проснулась от его страшного крика, он бежал с ней на руках мне навстречу, и когда я позвала дочь по имени, она открыла глаза и посмотрела на меня, и повисла у папы на руках. Вот так мы попрощались с ней с навсегда.
Потом я помню все смутно, муж делал ей искусственное дыхание и массаж сердца (он раньше работал в милиции), я вызывала скорую. Время для меня остановилось, мне казалось, что скорая ехала долго, сестра говорит 4-5 минут, мне казалось что я своей тете (она в тот момент была в другом городе) сказала быстро о смерти дочки, а она потом говорила мне, что я долго-долго рассказывала о ней, а потом в самом конце сказала, что она умерла.
Помню только, что стояла на коленях рядом с диваном, где лежала дочь и умоляла ее очнуться, гладила и обнимала, и еще кричала, мужу, что она теплая, значит живая. Хотя врач уже отошел от нее, сказал что поздно.
По закону подлости, приехала та же самая бригада, тот самый врач, который не хотел увозить мою девочку в больницу.
А потом приехала милиция, составляли протокол, они были корректны, но одно их присутствие вызывало недоумение и раздражение моих родных. Оказывается, у на с в Казахстане, на любую смерть вне больницы, выезжает опергруппа для осмотра умершего (проверяют естественная смерть, или насильственная).
Как пережила похороны не знаю, напичкана была лекарствами под завязку.
Не спала до самых похорон, не могла.
А потом каждую пятницу до 2 месяцев переживала заново ту страшную пятницу, перестала спать ночами, сидела ночами вышивала ее портрет бисером, ревела каждый день и каждую ночь.
Но, еще мучительнее было, когда падал снег, лил дождь, или дул ветер. Мне хотелось бежать на могилку дочери и укрыть ее от снега и от холода, защитить своим телом от дождя и ветра.
Это продолжалось до тех пор, пока не поставили оградку (через 5 меяцев), теперь я знала, что у моей сладуни есть свой бело-розовый домик.
Моя однокурсница, которая за год до этого похоронила своего сына 16 лет (погиб в автокатастрофе) как-то сказала мне, что наши детки будут ждать в раю, и что мы с ними обязательно встретимся.
Как прожила этот год, сама не знаю. Хорошо, есть сын (ему сейчас 3,5 года), знаю, что я ради него и мужа должна жить. Одна врач (родственница) сказала мне в день похорон, что я ведь знала о том, что она может прожить недолго (не все дцпэшники переступают через переходный возраст). Да, я знала, но думала, что она проживет хотя бы до 12 лет. Оказалось нет, сейчас как мне сказали врачи половое созревание начинается раньше.
Мне все говорили когда я несмотря на ее диагноз не сдала дочь в детдом, родила через 6 лет второго ребенка, и говорят сейчас, что я сильная женщина. Не знаю, думаю нет, просто никто не видит моих слез, не знает о моих душевных муках.
В первые месяцы я ночами сидела в комнате дочери и разговаривала с ней, как будто она рядом. Я и сейчас иногда ощущаю, что она рядом, просто я ее не вижу и не слышу. А она может. И стараюсь вести себя так, что ей не было стыдно за меня.
Раньше я боялась смерти, а теперь нет – там живет моя ненаглядная дочурка, мое солнышко. И я верю, что мы с ней встретимся, а еще знаю, что после смерти дочери я пересмотрела свои принципы и стала ценить жизнь.
Но, страх остался. Если болеет сын, и унего температура выше 37,5 – уже у меня и у мужа пропадает сон, 100 раз подойдем общупаем.
И панически боюсь, когда вижу как подъзжает скорая к соседнему дому, к первому подъезду. Так как знаю, там живут детишки с ДЦП.
Мамочки, соболезную всем, кто потерял своего ребенка.
Ни одному врагу не пожелаю быть на моем месте…
Источник